Новые приключения искателей сокровищ

Ее преподобный, но симпатичный брат провел венчание. Никто лучше него не читает по Библии, но если узнать его поближе, понимаешь, что он не такой уж педант.

Когда опрометчивый шаг дяди Альберта узаконили, новобрачные отправились домой в свадебном экипаже. У них дома мы пообедали и выпили за здоровье невесты настоящего шампанского, хотя отец сказал, что мы, дети, должны сделать всего по глотку. Освальду и не хотелось больше, одного глотка ему хватило. Шампанское похоже на лимонад, в который подмешали лекарство. Херес, куда мы положили сахар (еще одна история из другой книжки), был намного вкуснее.

Потом мисс Эшли… В смысле, миссис дядя Альберта куда-то ушла и вернулась уже не в белом платье, а в другом. Судя по ее виду, теперь ей стало гораздо теплее. Дора слышала, как горничная рассказала, что кухарка остановила невесту на лестнице с тарелкой горячего супа и заставила ее поесть, «потому что невеста, бедняжка, в тот день не откусила ни кусочка и ни глоточка не отхлебнула». Нам стало ясно, почему миссис дядя Альберта выглядела такой несчастной. Но сам дядя Альберта отлично позавтракал – рыба, яйца, бекон и три порции джема, значит, он огорчался не потому, что ему хотелось есть. Возможно, он мысленно подсчитывал, во сколько ему обойдется женитьба и поездка в Рим.

Незадолго до того, как невеста отправилась переодеваться, Эйч-Оу встал, достал из-под буфета сверток в коричневой бумаге и выскользнул из комнаты. А мы-то думали, он позволит нам увидеть его подарок! Дора сказала, что знает его задумку, но это секрет.

Невеста вышла, накинув уютный меховой плащ, и дядя Альберта наконец приободрился, сбросил бремя забот и пошутил. Я уже забыл, что он сказал, помню только, что шутка получилась не очень удачной… Но он старался.

Потом страдальцы-новобрачные уехали, увозя целые груды багажа, а мы все радостно кричали и швыряли им вслед рис и туфли. Госпожа Эшли и еще несколько пожилых леди плакали.

– Какая красивая свадьба! – сказали все и начали расходиться.

Когда подъехал наш экипаж и мы стали в него залезать, отец вдруг спросил:

– А где Эйч-Оу?

Мы огляделись по сторонам – Эйч-Оу не было.

– Приведите его кто-нибудь поскорее, – сказал отец. – Не хочу, чтобы лошади весь день стояли на морозе.

Освальд и Дикки отправились на поиски пропавшего. Сперва мы подумали, что он мог вернуться к остаткам обеда, ведь Эйч-Оу еще маленький и не всегда ведет себя разумно, но в столовой его не было. Проходя через нее, Освальд даже не взял засахаренный фрукт. Он легко мог бы взять, и никто бы не возразил, поэтому поступок не был бы недостойным, и все-таки брать без спросу не по-джентльменски. Дикки тоже ничего не взял.

Мы заглянули в другие комнаты, даже в ту, в которой плакали старые леди, но, конечно, попросили у них прощения за беспокойство. Наконец, мы добрались до кухни, где сидели за ужином нарядные служанки с белыми бантами, и Дикки спросил:

– Пышечки, вы не видели Эйч-Оу?

– Убирайся, дерзец! – ответила кухарка, но ей все равно понравился дурацкий комплимент.

– Я видела, – сказала горничная. – Не так давно он столкнулся во дворе с мясником. У вашего братца был при себе пакет в коричневой бумаге. Возможно, Эйч-Оу кто-то подвез до дома.

Мы вернулись и рассказали отцу о словах горничной, а заодно и о подарке в свертке.

– Наверное, он все-таки постеснялся отдавать свой подарок, – сказал Освальд, – поэтому отправился с ним домой.

И мы сели в экипаж.

– Это был не подарок, а другой сюрприз, – сказала Дора. – Но действительно секретный.

Наш добрый отец велел ей не выдавать тайны младшего брата.

Да только когда мы вернулись домой, Эйч-Оу там не было. Миссис Петтигрю его не видела, и мы нигде его не нашли. Отец поехал на велосипеде обратно в «Кедры», чтобы посмотреть, не появился ли Эйч-Оу там… Но он не появился, и все тамошние мужчины отправились искать его по всей округе.

– Он слишком взрослый, чтобы его украли цыгане, – сказала Элис.

– И слишком некрасивый, – заметил Дикки.

– О, не говори так! – воскликнули обе девочки. – Особенно теперь, когда он потерялся!

Поиски длились уже долго, когда миссис Петтигрю вошла с пакетом, который, по ее словам, оставил мясник. На пакете не было адреса, но, увидев на оберточной бумаге наклейку с адресом магазина, где отец покупает рубашки, мы поняли, что сверток принадлежит Эйч-Оу. Отец тут же разорвал бумагу.

В свертке оказались ботинки и подтяжки Эйч-Оу, его лучшая шапка и жилет. Освальд испытал почти такие же чувства, как если бы нашел останки брата.

– Он с кем-нибудь из вас ссорился? – спросил отец.

Нет, никаких ссор не было.

– Его что-нибудь беспокоило? Он напроказничал и боялся признаться?

Мы похолодели, поняв, куда клонит отец. Найденное в свертке напоминало шляпу и перчатки леди, которая бежит на берег моря, оставив письмо с признанием, как она до такого дошла.

– Нет, нет и нет! – закричали мы. – Всё утро он веселился!

Потом вдруг Дикки двинул стол, один ботинок Эйч-Оу опрокинулся, и внутри оказалось что-то белое. Должно быть, Эйч-Оу написал записку перед тем, как мы уехали из дома. Вот что мы прочитали: «Дорогой отец (и все остальные), я собираюсь стать клоуном. Когда я разбогатею, я вернусь и буду купаться. Любящий сын, Гораций Октавиус Бэстейбл».

– «Купаться»? – недоумевающе переспросил отец.

– Он имел в виду «купаться в деньгах», – сказала Элис.

Освальд заметил, что все стоящие вокруг стола, на который почтительно водрузили ботинки Эйч-Оу, были ужасного бледного цвета, какого становятся цветки львиного зева, если бросить в них соль.

– Боже мой! – воскликнула Дора. – Так вот в чем дело! Он попросил меня сшить ему клоунский наряд, только никому-никому не говорить. Сказал, что хочет сделать сюрприз тете Маргарет и дяде Альберта. Я не думала, что он затеял что-то дурное.

Дора сморщилась, добавила:

– Боже мой, боже мой, боже мой! – и начала рыдать.

Отец рассеянно, но добродушно потрепал ее по спине и спросил в пространство:

– Но куда же он делся? Я виделся с мясником, и тот сказал, что Эйч-Оу попросил его отнести сверток домой, а сам вернулся в «Кедры».

Дикки кашлянул и сказал:

– Я тогда не подумал, что он что-то затевает, но… На следующий день после того, как Ноэль завел разговор о пении баллад в Риме и о том, что ему стали бы швырять поэтические лиры, Эйч-Оу сказал: если бы Ноэлю по-настоящему хотелось получить римские лиры, он легко мог бы поехать в Рим безбилетником…