Новые приключения Шерлока Холмса (антология)

— Господи боже, — пробормотал я. Бросив взгляд на Макинсона, я понял, что и его одолевают сомнения. — Но зачем ему понадобились эти… эти отметины? Что он делал с этими кусками кожи?

Тут Холмс повернулся ко мне:

— Может быть, вы, Ватсон, будете так любезны и объясните нам происхождение так называемых родимых пятен.

— Ну, — заколебался я, — откуда они берутся и что их вызывает, никто толком не знает. Они довольно часты у новорожденных и получили даже название «аистов клюв», потому что отметины часто располагаются на лбу между бровями и на затылке, словно этот след оставляет аист, когда приносит ребенка в клюве. У новорожденных пятна эти бывают нестойкими и со временем, по мере роста ребенка, исчезают. Согласно популярной, хоть и неверной теории, пятна эти образует плодная оболочка в тех местах, где врастает в собственную кожу находящегося в утробе младенца. Такие родимые пятна еще называют «печатями Длани Господней», и есть поверье, что они приносят счастье.

— Не большое счастье, по-моему, — фыркнул Макинсон, — жить всю жизнь с красным пятном на роже!

— Как я уже сказал, инспектор, у детей такие пятна с возрастом проходят. Те же, что остаются, называются «винными» или «клубничными» пятнами — в зависимости от цвета. В медицине это зовется кожной гемангиомой, образуемой ненормальным разрастанием поверхностных сосудов, так сказать, их переизбытком в кожном покрове. Чаще всего они поражают кожу лица — случай Кросби в этом смысле типичен, — но бывает, они встречаются и где угодно на теле.

«Винные» пятна остаются у человека на всю жизнь, хотя со временем некоторые из них могут бледнеть, «клубничные» же менее стойки.

Холмс кивнул:

— Представим себе теперь, что наш убийца уверовал в старую сказку о том, что пятна предвещают удачу в жизни, счастливую судьбу. Тогда у него вполне могла родиться мысль, что, заимев большее количество подобных родинок, можно изменить свою жизнь к лучшему. Возможно, он был несчастлив, считал, что ему не везет.

— Вы сказали «большее количество», — подал я голос.

— Да, сказал. Я думаю, что убийца тоже имел подобную отметину и слышал, возможно от матери, что это означает, будто его отметил своей дланью сам Господь. Но собственная его жизнь, как ему казалось, никак не подтверждала счастливого предзнаменования, и он решил, что изменить ее ему помогут новые родинки.

Я покосился на Макинсона — лицо его выражало недоверие.

— Может быть, и так, мистер Холмс, — сказал он, — но как находил убийца свои жертвы? Не считая учительницы и банкира, родинки остальных не были видны, и никто из них никогда их не показывал.

— Ну, может быть, слово «никогда» тут не подходит, — сказал Холмс с широкой улыбкой. — Скажите мне, есть у вас в городе общественный бассейн?

Макинсон покачал головой:

— Нет. Ближайший такой бассейн в Лидсе.

Холмс вновь улыбнулся, на этот раз с видимым удовлетворением.

— Ватсон, — сказал он, даже не пытаясь скрыть возбуждение, — чем славится Хэрроугейт?

— Славится? Хэрроугейт? — Я судорожно пытался сообразить, к чему клонит мой друг. — Ничего, кроме холодных ветров, мне в голову не приходит, — подумав, отвечал я.

— Водой, Ватсон!

— Водой? — Я по-прежнему ничего не понимал.

— Хэрроугейт — курортный городок, и славится он, как говорят, лечебными и оздоровительными свойствами своей родниковой воды.

— Ну да, так и есть, мистер Холмс, — подтвердил инспектор.

— А ванны, где можно погружаться в эту воду, у вас имеются?

— Турецкая баня и прочее в этом роде — да, — сказал Макинсон. — Сам я, конечно, там не бывал, но некоторые очень этим увлекаются. — Помолчав, инспектор добавил: — Хозяином там один чудной парень.

Холмс так и подскочил:

— Чудной, говорите? А родинка у него есть?

Макинсон покачал головой:

— Нет, родинки, по крайней мере видимой, я у него не замечал.

Холмс сразу же скис — возбуждение, разом вспыхнув, мгновенно же и угасло.

— В таком случае что в нем чудного?

— Он, знаете ли… — Макинсон словно бы затруднялся с подбором слов для описания внешности парня, и я уже собирался прийти к нему на помощь, когда наконец он выговорил: — Немножко кривой: одна сторона тела кажется крупнее, чем другая.

— Все правильно, Холмс! — вскричал я. — Вы имеете в виду явную асимметрию тела, инспектор? Вы об этом говорите?

— Да. Голова у него неправильной формы, одна рука короче другой и нога тоже. Поэтому ногу он подволакивает. — Инспектор покачал головой, видно представив себе эту картину. — Странный парень, что и говорить!

Я повернулся к Холмсу.

— Это гемигипертрофия, — сказал я. — Вызывается находящейся под «винным» пятном мозговой гемангиомой. Переизбыток крови в кровеносных сосудах пятна приводит к диспропорциям развития одной стороны тела. Это тот, кого мы ищем! Ставлю всю свою военную пенсию на то, что это он!

— Как звать этого парня? — спросил инспектора Холмс.

— Насколько мне помнится, Гарнет, Фрэнк Гарнет. Курортные ванны работают до десяти часов вечера, — сказал инспектор. Из жилетного кармана он вытащил часы и щелкнул крышкой: — Без двадцати пяти девять.

Холмс ринулся к двери, на ходу хватая в охапку шляпу, шарф и пальто.

— Едем, Ватсон, инспектор… у нас мало времени!

Через несколько минут мы уже были в экипаже, которым правил неулыбчивый сержант Хьюитт, и мчались в продуваемую ветром безлунную тьму.

Хэрроугейтские залы для приема минеральной воды располагались на Парламент-стрит, слева от Вэлли-гарденс, живописного сквера, в погожие летние деньки бывшего излюбленным местом прогулок влюбленных парочек и нянюшек с детьми. Едва мы прибыли на место, как Холмс стремительно выпрыгнул из экипажа и ворвался в заведение.

Почтенного вида матрона в пенсне, сидевшая за конторкой у входа, вскочила, прижимая руку к горлу.

— Прошу извинить мое внезапное вторжение, мадам, — начал Холмс. — Но я здесь с инспектором Макинсоном и сержантом Хьюиттом из отделения полиции. Мы с моим коллегой Ватсоном прибыли сюда по делу чрезвычайной важности. Не скажете ли вы, — продолжал он, — нельзя ли нам повидать вашего коллегу мистера Фрэнка Гарнета?

— Фрэнк сейчас в душевой, — сказала женщина. — Зачем он-то вам понадобился?

— Сейчас не время это объяснять, — вмешался инспектор. — Где у вас душевая?

Женщина указала на двойные двери в правой части вестибюля.

— Вы по поводу несчастного случая?

— Несчастного случая? — переспросил я.

— Он сильно поранился. Весь забинтован.

При этих словах Макинсон, нахмурившись, первым направился к дверям душевой.

За дверьми оказался длинный коридор, с другого конца которого неслись явственно различимые звуки плещущейся воды.