Новые приключения Шерлока Холмса (сборник)

– Я знаю, – прервал ее Холмс.

– Знаете? Откуда?

Но Холмс не ответил. Вместо этого он отвел меня в сторону.

– Ватсон, я был бы вам очень признателен, если бы вы взяли у несчастного животного мочу на анализ.

– Что мы ищем?

– Мой дорогой друг, открыв это вам, я мог бы повлиять на ваши выводы.

– А каким образом я должен сделать анализ? Я не ветеринар, Холмс, и уж тем более не химик. К тому же мы далеко от города.

– Уверен, вы найдете способ. – Он снова повернулся к миссис Бримикум и стал деликатно расспрашивать ее о смерти мужа.

– Было раннее утро. Я находилась в кухне. Мистер Брайсон только что вошел, проработав уже целый час. – Я заметил, что она старалась не смотреть на инженера Брайсона, и словосочетание “мистер Брайсон” давалось ей с трудом. – Мы, как правило, ели вместе, хотя мистер Брайсон всегда был занят и очень торопился. На завтрак он обычно съедал яичницу из одного яйца и тост.

– Яйцо? – заинтересовался Холмс. – Какое яйцо?

– Из нашего небольшого курятника за домом, – ответила миссис Бримикум.

– Понравилось ли вам яйцо в тот день? – спросил Холмс.

Миссис Бримикум опустила глаза.

– Мистер Брайсон отметил, что оно было превосходно. Помню, что Тарквин – мистер Бримикум – принес в тот день свежие яйца из курятника.

– Правда? – Холмс оценивающе посмотрел на Тарквина, брата погибшего. – Сэр, вы имеете привычку посещать курятник?

Тарквин взорвался:

– Конечно нет! В детстве я всегда помогал Милли приносить яйца, а в тот день… было прекрасное утро – неужели человек не может изредка поддаться порыву?

Уэллс начинал терять терпение:

– Послушайте, Холмс, почему вас так заинтересовала эта история с утренней яичницей? Разве она не банальна? И разве вы не видите, что это причиняет боль леди Бримикум?

Я достаточно хорошо знал своего друга, чтобы понять, что не бывает ничего несущественного – несомненно, в его подробных расспросах есть какая-то логика, которую никто из нас не может постичь. Но миссис Бримикум действительно начала сильно волноваться, поэтому Холмс перестал ее расспрашивать и позволил Тарквину провести нас в гостиную, где тот налил нам хереса.

– Вынужден признаться, что мистера Уэллса я не приглашал, – сказал он. – Поначалу я расценивал его интерес и настойчивость в желании прийти сюда как непрошеное вмешательство в горе моей семьи. Но я изменил свое мнение, обдумав последние трагические события. Теперь, когда вы здесь, я этому рад, мистер Холмс. Мне нужна ваша помощь.

– В чем?

– Ральф не просто лишился жизни, мистер Холмс, жизнь была у него отнята. После заключения следователя… полицию это дело не интересует. Я не знал, к кому обратиться, и…

Холмс поднял руки.

– Скажите точнее, что вы имеете в виду.

Бесцветные голубые глаза Тарквина пристально смотрели на Холмса.

– Смерть Ральфа не была несчастным случаем.

– Кто находился в камере инерционного корректора в момент трагедии?

– Только мы двое. Я и Брайсон, инженер моего брата.

– Значит, – вмешался я настойчиво, – вы обвиняете Брайсона…

– В убийстве. Все верно, доктор. Джек Брайсон убил Ральфа.

* * *

Холмс всегда нетерпелив в стремлении осмотреть место преступления, и Уэллс, без сомнения, получал огромное удовольствие, наблюдая за ним; а потому мы сразу согласились сопровождать Тарквина в камеру инерционного корректора, на место смерти Ральфа Бримикума.

Мы прошли около сотни ярдов по саду к отдельному строению. День уже подходил к концу. Я глубоко вдохнул воздух, наполненный ароматом деревьев, пытаясь проветрить голову после дыма паровоза. Было слышно кудахтанье кур, доносившееся, очевидно, из упомянутого миссис Бримикум курятника.

И вдруг, я даже вздрогнул от неожиданности, потревоженное моим приближением насекомое, размером не менее шести дюймов в длину, поспешно перебежало передо мной дорогу. Сначала я решил, что это таракан, но при ближайшем рассмотрении узнал, к своему удивлению, муравья. Он бежал, быстро семеня ножками, по направлению к муравейнику – гигантскому сооружению, возвышавшемуся над молодыми деревьями как разрушенный монумент.

– Боже правый, Холмс, – сказал я. – Вы только посмотрите! Что это, по-вашему, – какой-нибудь тропический вид?

Он покачал головой:

– Ральф Бримикум не коллекционировал насекомых. При известном нам раскладе событий я ожидал увидеть здесь нечто подобное.

– Ожидали? Но почему?

– Разумеется, та мерзкая пиявка Уэллса была ключом к разгадке. В любом случае – все в свое время, мой дорогой друг.

Мы подошли к лаборатории, грубой, но функционально продуманной конструкции, и я впервые окинул взглядом устрашающую начинку самого инерционного корректора. Основное помещение, около пятидесяти футов в высоту, было целиком занято гигантским остовом корабля – конической формы, футов пятнадцати в длину и, возможно, не меньше в ширину. Но при этом – никаких колес, парусов или полозьев, потому что его предназначением, как со всей серьезностью объяснил нам Тарквин, были полеты – при отсутствии гравитации, благодаря изобретению Ральфа – в космос! Для имитации определенных воздействий и нагрузок, с которыми пассажир сталкивается во время полета, корабль был подвешен в воздухе, в сердце инерционного корректора, при помощи нескольких тросов и кардановых подвесов.

Теперь тросы безжизненно болтались. Корабль, очевидно упав, вдавился в пол на несколько дюймов – словно гигантский молот, ударивший по бетону. И именно в этой капсуле, этой алюминиевой мечте о полете в космос, разбился насмерть Ральф Бримикум.

Рухнувшую громадину окружали элементы инерционного корректора: катушки индуктивности и якоря электромагнита, элементы конической формы из бумаги и железа, стеклянные трубки с нитью накаливания внутри, полюса огромных постоянных магнитов, какие-то столбы, терявшиеся во мгле наверху и столь же, с моей точки зрения, загадочные, как и все сооружение. Кроме того, были там еще всевозможные инструменты, кульманы, заваленные пыльными светокопиями, токарные станки, тиски, а также свешивающиеся с потолка цепи для перемещения тяжелых грузов.

Между тем я заметил, что падение аппарата нанесло большой вред оборудованию, находившемуся в помещении, и несомненно вывело его из строя.

Мой взгляд привлекли маленькие стеклянные камеры рядом с анатомическим столом. В закрытых пробками сосудах я увидел несколько крупных пиявок, хотя и не таких огромных, как экземпляр на фотографии Уэллса. Однако и эти были столь велики, что им даже не удавалось сохранять свойственную пиявкам трубкообразную форму; они лежали распластавшись по толстым стеклянным днищам колб. Из более высокоорганизованных животных в стеклянном заточении находились мыши, и все они имели странную особенность – поразительно длинные тонкие конечности. Некоторые из подопытных мышек прилагали невероятные усилия, чтобы выдерживать свой собственный вес. Я обратил на них внимание Холмса, но он это никак не прокомментировал.