Новые приключения в Стране Литературных Героев

И вдруг происходит нечто странное. Слышны испуганное лошадиное ржанье, нескладный, сбивчивый топот, какой-то скрежет – в общем, шум надвигающейся и несомненной до­рожной катастрофы.

Сэм (отчаянно). What’s happened? Why have you stopped on the road?

Уотсон. Холмс! Что стряслось с нашими лошадьми?

Холмс. Если я не забыл английский язык, то именно это Сэм и пытается у них выяснить!

Сэм. Damnit, sir, these stupid horses decided to be obstinate, God knows why!

Уотсон. Damnit, Холмс, да сделайте же что-нибудь!

Холмс. Придется, дорогой Уотсон! (К огорчению юной слушательницы из Смоленска, и он вдруг кричит, как заправский российский ямщик.) А ннну, тпрру, залетныя-а!..

Лошади сразу успокаиваются, и мы вновь слышим ровный и веселый стук их копыт.

Вот и все... Боюсь, мой друг, вы забыли, а девочка и не зна­ет, какой необыкновенной тройкой управляет Сэм Уэллер и как разборчиво ему приходится обращаться с нашими быстроногими друзьями. Вот, рекомендую и их: Росинант, конь самого Дон Кихота...

Тот немедленно подает голос.

Ну этот хотя бы европеец. А другие? Холстомер! Конек-Гор­бунок!

Эти чудо-лошади тоже ответно и добродушно ржут.

Видите? На каком же языке с ними и разговаривать?.. А главное, дорогая Эльмира, ведь мы сейчас не в романе Чарлза Диккенса, как и не в рассказе Артура Конан Дойла. Мы в Стра­не Литературных Героев. Если забыть об этом, забыть о ее зако­нах, то отчего бы не удивиться, что и я, Шерлок Холмс, говорю на понятном вам языке, занимаюсь тем, к чему сэр Артур меня и близко не подпускал, а слышите вы меня по радио?..

Сэм. Тпрру! Стой, красавцы! Приехали, сэр! «Дальше не­куда», – сказал шкипер, когда вместе с кораблем очутился на самом дне.

Холмс. Что же вы молчите, дорогой Уотсон? Решили смириться с Сэмовой манерой выражаться?

Уотсон. Ах, Холмс, после того, как мы пережили смер­тельную опасность, его выкрики звучат для меня самой прекрас­ной музыкой!.. Однако какое пестрое скопище людей! И обратите внимание: тем не менее кажется, они все отлично знакомы меж­ду собой.

Холмс. Ничего удивительного. Тут собрались скоротать свободный часок представители одной-единственной профес­сии – слуги из самых разных книг русской литературы.

Уотсон. Но как мы отыщем в этой толпе нужного нам Савельича?

Холмс. Доверьтесь чутью нашего Сэма. Видите, как уве­ренно он пролагает дорогу? Идемте за ним – только будем дер­жаться поодаль. Признаться, я, как и вы, невысокого мнения о вашем искусстве перевоплощения, а чужаков здесь не любят. Ес­ли выйдет какое-нибудь недоразумение, боюсь, ваши рукава бу­дут не только морщить...

Идут сквозь толпу, пока из ее гомона не выделится голос Са­вельича, спокойный, даже в жалобах сохраняющий внутрен­нее достоинство.

Савельич. ...И вот, слышь ты, как узнал старый барин, что Петр-то Андреич, дитя неразумное, схватился на шпажонках с треклятым этим шаматоном Швабриным и получил от него рану в самую грудку, тут он и рассердись. И изволил напи­сать мне письмецо: зачем, стало быть, не доглядел...

Женский голос(это Еремеевна из «Недоросля»). Ишь ты! То-то тебе небось досталось!

Савельич. И не говори, кума! Стыдно тебе, пишет, старый ты пес, что, невзирая на мои строгие приказания, не донес мне о сыне моем Петре Андреиче. Я тебя, пишет, старого пса, пошлю свиней пасти за утайку правды и потворство к молодому человеку.

Еремеевна. И только-то? Ну, счастлив твой бог, Ар­хип Савельич! Да разве ж моя-то барыня, узнай она, что я от нее утайку сделала, так бы меня отчехвостила? И-и-и! У нас, у гос­под-то Простаковых, чуть что – сейчас на конюшню. Да как де­рут-то, благодетели наши! Тришка-портной намедни Митрофа­нушке Терентьичу кафтан обузил... (Шепотом.) А может, и не обузил, может, на него госпожа-то напраслину возвела – все одно, по сей день сесть не может. А я, раба верная, уж на что за дитей слежу, да и то недоглядела давеча, как он с голубятни сверзился, так... Ох, беда моя! (Всхлипывает.) А ты, Савельич, за такого-то барина бога молить должен!

Савельич. Я и молю, Еремеевна, что лишнего гово­рить? А все обидно. За что ж он меня старым-то псом? Я и от­ветил Андрею Петровичу как есть прямо: ваша, говорю, боярская воля, а только я не старый пес, я, служа вашей милос­ти, до седых волос дожил, да! А про рану Петра Андреича ничего к вам не писал, чтоб не испужать понапрасну. А что с ним случи­лась такая оказия, то быль молодцу не укора: конь о четырех но­гах – да спотыкается. И в потворстве я не грешен, а выдавать Петра Андреича мне тоже не след...

Уотсон. А он положительно симпатичен, Холмс, не так ли? И рассуждает с достоинством, которое сделало бы честь и джентльмену!

Сэм. Справедливо заметили, сэр! Вашу руку, старина! Бра­во! Виват!

Савельич. Спасибо на добром слове, сударь, хоть и выражаетесь не по-нашему. Никак, приезжие будете?

Сэм. «Вот это – чистая правда», – сказал лжесвидетель, когда его уличили во лжи. Сию минуту из туманного Альбиона.

Савельич. Аль-би... Мудрено на наш слух, сударь. Уж это не во Франции ли, не приведи господи?

Сэм. А сейчас промахнулись, дедушка. Берите выше: это Британия!

Савельич(успокоенно). А-а... А я грешным делом по­думал... Насмотрелся я, сударь, на французика-то на одного. Мусью Бопре – не изволили слышать?

Сэм. Слышать слыхал, почтеннейший. И не дальше чем две минуты назад. Этого вашего мосье Бопре только что оттузил мосье Гийо, камердинер господина Онегина. Не порочь, говорит, нашу нацию, бесстыдник. Не безобразничай!.. А чтоб быть с ним знакомым – нет, этой чести не имел.