Новые работы 2003—2006

Коллизия была зафиксирована Наумом Коржавиным еще в стихотворении 1944 года (писавшемся не для печати):

И я поверить не умел никак,Когда насквозь неискренние людиНам говорили речи о врагах…«Стихи о детстве и романтике» [117]

Именно в связи с этими поисками искренности и поэтов и их читателей развернуло в 1958 году к Маяковскому – к открытому летом того года памятнику, к личности поэта и его стиховой традиции. Под этим именно знаком и стали собираться у памятника для чтения и слушания стихов («Спорили об искренности в литературе…» – свидетельствовал впоследствии В. Осипов [118] ).

117

Коржавин Н. Стихи и поэмы. М., 1992. С. 10–11.

118

Цит. по: Чупринин С. Оттепель: хроника важнейших событий // Оттепель. 1957–1959. М., 1990. С. 405.

В 1955 году Леонид Мартынов, поэт старшего поколения (на пять лет старше Твардовского, на десять – Симонова, почти на двадцать – Булата Окуджавы), вернулся – после десятилетнего остракизма (которому был подвергнут из-за «Прохожего» [119] (1935, 1945), в год второй – не удавшейся, как и первая, – попытки оттепели) – на страницы печати, вернулся во многом как новый поэт нового времени. Его стихи стали одним из нескольких самых заметных литературных фактов середины 1950-х.

119

Мартынов Л. «Замечали – по городу ходит прохожий?…» // Мартынов Л. Собр. соч. В 3 т. Т. 1. М., 1976. С. 142–145.

Мартынов, со своим подчеркнутым патетизированным рационализмом, дает репертуар новых тем и мотивов.

Прежде чем к ним обратиться, заметим, что рациональность и суховатость языка его поэзии была воспринята как нечто освежающее на фоне уже сложившегося – и слежавшегося – неопределенного оптимистически-слащавого контекста раннепослевоенной литературы. Еще в мае 1946 года зоркая наблюдательница советской жизни Вера Александрова писала в «Социалистическом вестнике» (Нью-Йорк):

«Противоречия послевоенной жизни редко являются содержанием произведений, но с тем большей отчетливостью дают они о себе знать косвенно – в литературном языке. ‹…› Никогда еще на страницах русской литературы не раздавалось столько “звонких девичьих голосов”, не лепеталось так много высокопарных, ни к чему не обязывающих слов о “чувствах нежности” к своему родному народу, к семье, как теперь». [120]

Это относилось, конечно, и к стихотворному языку.

120

Социалистический вестник. Нью-Йорк, 1946. № 5.

Лейтмотивом поэзии Мартынова 1955–1959 годов стали движение и изменение.

Сезонные изменения природы:

Как сильноИзменилась иваЗа эти семь весенних дней!Так все меняется, что живо.…За дни весеннего разлива,Неощутимого для пней!«Ива» (написано в 1949 году, опубликовано в 1957 [121] )

Стихотворение превращено в развернутую аллегорию «оттепели».

121

Мартынов Л. Указ. соч. С. 234

Настойчиво повторяется аллегория борьбы оттепели с поверженной, но не убитой стужей:

Почти тепло,Но только все жеВзгляни:В тени,Когда идешь,Поверженная стужаЛежаЕще в руке сжимает нож.…Как полумертвыми врагами,В такие дни, среди весны,Мы полумертвыми снегамиОкружены.«Клинок» (написано в 1950, опубликовано в 1958 [122] )

122

Мартынов Л. Указ. изд. С. 252.

Возвращение холодов как угроза, тревога, акция врага:

… Подымаются сизые тучи,Возвращеньем зимы угрожая«Май» (написано в 1930,опубликовано в 1957) [123] Бывают такие весенние вьюги,Когда леденеют трамвайные дуги……Бывают такие тревожные вьюги!«Вьюги» (написано в 1955, опубликовано в 1957) [124]

123

Там же. С. 56.

124

Там же. С. 325.

Так возрождалась подцензурная политическая, или гражданская, лирика. Первый же после рубежного в политическом смысле 1956 года сборник (Лирика. М., 1958), в который включены были все цитируемые нами стихотворения, стал компендиумом не только новых тем и мотивов, но и аллегорий – аллегорическим путеводителем по современности.

Продолжим расщепление лейтмотива на мотивы.

Движение времени – ночь, день, годы, века, – причем ощущаемое внезапно, эмпирически, с участием непременного этического измерения:

Но уйма дел у человека,И календарь он покупает,И вдруг он видит:НаступаетВторая половина века.Наступит…Как она поступит?…Она наступитНа глоткуРазнойМразиГрязной.«31 декабря 1950» (написано в 1950, опубликовано в 1958 [125] )

В составе лейтмотива – повторяющийся мотив идущего, шагающего дня как почти физически ощутимого движения времени:

125

Там же. С. 266–267.

Этот день, шагая мерно,Вдаль ушел уже далеко.Вот смотрите! Это он там…«Закрывались магазины…», 1954 [126]

День выступает как синоним ценности текущей (а не будущей – вопреки официозу) жизни, ее мгновений. Мартынов дидактически, сухими прописями утверждает свободу заурядных человеческих действий – как новацию:

На Садовой в переулках где-тоЧеловек поет.…Он моторов гул перекрываетИ не устает,И никто его не обрывает —Пусть себе поет.…Это ведь не громкоговоритель, —Выключить нельзя!«В белый шелк по-летнему одета…», 1955 [127]

126

Там же. С. 310.

127

Мартынов Л. Указ. изд. С. 351.

Движение времени, произвольно меняющее свой темп:

Казалось – шли часыНи тише, ни быстрей,А так же, как всегда,На старой башне Спасской.НоВремяМчалось так,Как будто целый векПрошел за этот день…«Я помню…» (написано в 1953, опубликовано в 1956 [128] )

Специфическую новизну несла в себе строка «Над старой башней Спасской», как бы отключающая стихотворение от второго, советского (по замыслу – вечно символизирующего новизну) значения.

128

Там же. С. 298–299.