Новые работы 2003—2006

Движение поколений:

КакиеХорошиеВыросли дети!..«Дети» (1957) [129]

(рост этот протекает как бы на глазах читателя):

В чем убедишь ты стареющих,Завтрашний день забывающих…«В чем убедишь ты стареющих…» (написано в 1948, опубликовано в 1955) [130]

129

38 Там же. С. 401.

130

Там же. С. 214.

Движение всего на свете – противопоставленное сну, неподвижности, покою, остановке, отсутствию какого бы то ни было делания:

Не спишь?Не ты один……Не спитСтолица.Ничто не спит во мгле —Кипит асфальт в котле, кипит вино в бутылях…«Ночь» («Кто дал тебе совет…», написано в 1945 – год попытки «оттепели», опубликовано в 1958 [131] )

131

Там же. С. 132.

Апогей этого мотива – быстро ставшее известным стихотворение, напечатанное в «Дне поэзии – 1956», с повторявшейся в те годы на разные лады юными читателями концовкой:

ЭтоПочти неподвижности мука —Мчаться куда-то со скоростью звука,Зная прекрасно, что есть уже где-тоНекто,ЛетящийСо скоростьюСвета!«Будьте любезны…», 1956 [132]

Вольность личного душевно-интеллектуального действия: «Хочется / Сосредоточиться…» (написано в 1955, опубликовано в 1956 [133] ) – новизна и раритетность речевого хода, фиксирующего эту вольность, очевидные для читателей-современников, для читателя послесоветской России не ощутимы и должны восстанавливаться усилиями историка литературы. На фоне многолетнего господства императивности не только поступков, но желаний, хотений, их обусловленности и определенности, приближенности хотения к действию («хочу быть летчиком», «хочу пойти на демонстрацию», «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо», [134] где метафоричность перекрывается волевой окраской формы первого лица) – новизна неопределенности, пониженности воли в этом хочется вместе с непривычной «нематериальностью» желаемого действия («сосредоточиться»).

132

Мартынов Л. Указ. изд. С. 415–416.

133

Там же. С. 328.

134

Маяковский В. В. Домой! // Маяковский В. В. Полн. собр. соч. В 13 т. Т. 7. М.: ГИХЛ, 1958. С. 94.

Это же можно сказать и о манифестации уверенности автора в своих личных оценках, определениях, констатациях: «Все обрело первичный вес…» (написано в 1956, опубликовано в 1958 [135] ). Всего два-три года назад неизбежно должны были бы последовать разъяснения. Столь же новыми были строки «… золотые от зрелости / Ценности / Современности» («В чем убедишь ты стареющих…», написано в 1948, опубликовано в 1955 [136] ), провозглашавшие ценности, найденные личным усилием.

135

Мартынов Л. Указ. изд. С. 369.

136

Там же. С. 214.

В этом ряду – и обращение к универсалиям человеческой жизни в противовес идеологическим заменителям их в советской поэзии. Современники ощущали в абстракциях Мартынова этот одухотворявший их противовес.

В частности, делание дела – мотив личных человеческих возможностей, энергии самореализации:

ДелоБыло за мной.И мгновенно покончил я с делом……ДеньБыл бел,Как пробелНа листе сверхъестественно белом.Наступала пораЗа другие приняться дела!«Дело было за мной…» (написано в 1956, опубликовано в 1958 [137] ).

137

Там же. С. 379.

Мотив действия (как, повторим, универсалии человеческой жизни, а не выполнения чьего-то задания) в сочетании с непрерывностью движения времени, в рамках которого совершается каждая жизнь:

Сделан шаг.Еще не отхрустелаПод подошвой попранная пыль,А земля за это время пролетелаНе один десяток миль……… Умоляя или угрожая,Все равно ее не задержать……Землю, послужившую опоройЧтобы сделатьСледующийШаг!«Шаг», 1957 [138]

138

Мартынов Л. Указ. изд. С. 402.

Настойчивое переключение внимания читателя на первозданные явления бытия было предварительным шагом к «чистой» лирике. Оставалось одно – отбросить мартыновскую дидактику:

… Не циркИ даже не кино,А покажу вам небо чистое.Не видывали давно?«Чистое небо» (написано в 1945, 1956, опубликовано в 1958) [139] Что с тобою,Небо голубое?Тучи, тучи целою гурьбой.…– После бояНебо голубое!ГолубоеНебоНад тобой!«Что с тобою, небо голубое?…» (написано в 1949, опубликовано в 1957) [140]

139

Там же. С. 362.

140

Там же. С. 245.

Отсюда протягивалась уже дорожка к Окуджаве – к песне того же года: «А шарик вернулся, а он голубой». [141]

Это подчеркнуто алогичное «а», отсылающее к фольклорному параллелизму, появилось у Мартынова уже в 1948 году: «А у дочки луч на босоножке / Серебрится» – «Балерина»; [142] оно-то и было свежим и действенным. И автоматически – как любая алогичность – порождало оппозиционность, граничащую с нецензурностью. В воспоминаниях Л. Лазарева приводится свидетельство литературоведа:

141

Голубой шарик // Окуджава Б. Чаепитие на Арбате. С. 20.

142

Мартынов Л. Указ. изд. С. 210. Стихотворение впервые опубликовано в 1955 г. (Стихи. М.: Мол. гвардия, 1955).

«У него шла книга о Достоевском, которая начиналась фразой: “А я все думаю о Достоевском”. Цензура сняла “А” – подозрительное противопоставление, кому и чему автор противопоставляет себя?» [143]

Дидактическая концовка («… Будет, будет ваша дочь танцоркой / Самой лучшей!» [144] ) – это и есть черта, отделившая непосредственных предшественников Окуджавы и современные ему поэтические явления, равно как и его собственные ранние стихи, собранные в первой книжке, – от его лирики начиная с 1957 года. В «Лирике» 1956 года будто в зародыше спали будущие мотивы и поэтические ходы: «И вот переулками, улицами / такой долгожданный и теплый / апрель начинает прогуливаться» («Зима отмела, отсугробилась…»), [145] «И нам захочется, как прежде, / Подкарауливать апрель» («Апрель») [146] – сравним позднее «Дежурный по апрелю»; [147] «Сидишь одета в платье ситцевое» («Посредник») [148] – здесь еще очень далеко до «ситцевые женщины толпою…», но эпитет не случаен; наконец – «пощады не жди в поединке таком» («Бессмертье») [149] – этому обороту суждено будет послужить мрачно-лирическому «Прощай. Расстаемся. Пощады не жди!». [150]

143

Лазарев Л. Шестой этаж // Знамя. 1997. № 2. C. 196.

144

Мартынов Л. Там же. С. 210.

145

Окуджава Б. Лирика. С. 28.

146

Там же. С. 29.

147

Окуджава Б. Чаепитие на Арбате. С. 99.

148

Окуджава Б. Лирика. С. 24.

149

Там же. С. 34.

150

«Глаза, словно неба осеннего свод…» // Окуджава Б. Чаепитие на Арбате. С. 19.

Суровый вопрос к читателю: «Скажи: / Какой ты след оставишь?» (Л. Мартынов. След; написано в 1945, опубликовано в 1955 [151] ) – волновал многих современников, но не так, как затрагивает поэзия, а так, как берут порою за живое афоризмы и максимы, да еще в той общественной среде, которая давно не видывала отечественных мудрецов в публичных, а не приватных высказываниях.

Новая стиховая риторика и рационалистическая дидактика расшатывала самый остов непоэзии, окостеневший в послевоенное семилетие. Новизна же ее была в личном, не коллективном происхождении, в том, что она укрупняла фигуру автора-поэта, высказывающегося если еще не о себе, то уже от себя.

151

Мартынов Л. Указ. изд. С. 131.

Непременной частью этой литературной оттепели, предваряющей глубинные перемены, было ностальгическое или патетическое воспоминание о 1920-х годах как отличных от последующих своей одухотворенностью:

… Да,Он назад не возвратится —Вчерашний день,Но и в ничто не превратитсяВчерашний день,Чтоб никогда мы не забыли,Каким огнемГорели дни, когда мы жилиГрядущим днем.Л. Мартынов. «О, годовщины…» (написано и опубликовано в 1955) [152]

152

Там же. С. 349–350.