Новые рассказы южных морей

— Я скажу немного: мы ждем, чтобы ты вернулся и помог нам. Слова, одежда, пища и девушки белого человека сладки как мед. Хватит ли у тебя силы оторваться от меда? Ты нужен нам здесь — ведь белый человек поступает с нами плохо.

С запада начал дуть сильный ветер, и похоже было, что вот-вот польет дождь. Старый Коёубаи застучал палочкой, которой достает известку для бетеля, по сухой тыквенной бутылке, где он эту известку носит, — будто петух захлопал крыльями, когда собрался закукарекать. Это Коёубаи предупреждал, что сейчас будет говорить он.

— Явита! Ты хочешь взять своего отца с собой в деревню белого человека. От этого кровь у меня приливает к костям, а моему телу становится холодно. Я работал на плантациях в Гиригири, и всегда, когда я думаю о тех днях, кровь моя приливает к костям, и моему телу становится холодно. Не знаю, все ли там осталось, как было, или что-то изменилось, но человек не змея, чтобы сбрасывать свою кожу и потом ходить в новой.

Небо потемнело — стало черное как сажа. Сверкнула молния, и загрохотало, будто два огромных камня ударились один о другой. Все побежали к своим хижинам, и тут хлынул дождь. Не спрячься ты под крышу, к утру тебя, может, уже не было бы в живых — казалось, что это не струи дождя, а острые копья, и падают они с места, которое над небом.

Перед тем как лечь спать, я сказал Явите:

— Петух объявляет утро четыре раза. Первые три раза он поет ночью, но на четвертый уже светает — смотри не проспи.

Сам я в эту ночь не сомкнул глаз. Когда петухи пели во второй раз, я услышал, как встает Дане, чтобы приготовить нам поесть. Когда они пропели в третий раз, я услышал, как она достает свою сумку и снова считает деньги. Когда она принесла еду и стала нас будить, петух пропел в четвертый раз. И все петухи и куры слетели с деревьев, где они спали, на землю.

Пока мы ели, Дане мне говорила:

— Подумай хорошенько, прежде чем есть и пить то, что тебе будет предлагать белый человек. Не пей воду, от которой люди теряют разум и попадают потом в плохой дом. Помни, колдовство белого человека очень сильное.

Коёубаи спустился по лестнице из своей хижины, сел у нашего очага и сказал мне:

— Ты отправляешься в деревню белого человека и свой разум не оставляешь здесь, а берешь с собой. Ты берешь с собой все — дух, тело и мысли. Ты уже не молод, тебя не надо учить, как поступать. Знаешь сам, как уберечь себя от колдовства.

Солнце поднималось все выше и искрилось между листьями все сильней. Мы с Явитой попрощались с односельчанами и пожали им руки. Некоторые женщины заплакали, будто кто-то умер.

Дорога оказалась долгая и очень утомительная. Мы пошли вдоль Гиры и дошли до самой деревни Ниндевари. Там мы переправились через Гиру на лодке. Теперь перед нами, куда ни посмотришь, было много-много холмов, им не видно было конца.

Между Ниндевари и Ёмой огородов не сажают — тут охотятся жители многих деревень. Мне часто приходилось бывать здесь, когда я работал носильщиком у белого человека. Тогда я был молодой и сильный, мог подниматься и спускаться по этим холмам с тяжелым грузом на плечах. Но человек родится, стареет и умирает. Колени мои ослабли, ноги когда-то хорошо слушались, а теперь только с большой неохотой поднимали меня на эти холмы.

Шли мы целый день, а к вечеру начался ливень, и мы промокли. До Емы мы добрались только поздно ночью, и Явита повел меня прямо в дом проповедника. Я свалился как мертвый и проснулся, когда уже совсем рассвело.

Был четверг. Нам сказали, что «балус» прилетает по понедельникам и четвергам и что в четверг он должен прилететь после полудня.

Мне казалось, этот день тянется так долго, как не тянулся никакой другой. Солнце поднималось медленно-медленно. Я знал: пройдет еще немного времени, и я полечу по небу, как птица. Жаль, думал я, что не удалось поговорить об этом с отцом, когда тот приходил ко мне ночью! Я бы сказал ему: «Не бросай меня, когда я полечу, как птица, в небе, — я ведь буду беспомощным!»

Мы поели, а потом причесались и сложили все, что взяли с собой, в чемодан к Явите. Место для «балуса» было длинное-длинное, недалеко от него стоял небольшой дом, около этого дома мы сели и стали ждать. Мне еще не верилось, что я полечу. Тело у меня было тяжелое, как будто я не совсем проснулся.

Я сказал Явите:

— Ты не говорил мне, как надо вести себя, одеваться и есть перед белыми людьми.

Но он ответил:

— Не беспокойся об этом, будь таким, какой ты на самом деле. Лучше так, чем стараться быть другим и все делать невпопад.

Он, Явита, «балуса», кажется, совсем не боялся.

Он рассказывал разные истории, хохотал и разговаривал с друзьями, которых здесь встретил. А я все думал: хорошо бы мне заснуть и опять увидеть отца. Будь сон как река, я бы просто в него нырнул. Мне хотелось попросить отца: «Я отправляюсь в деревню белого человека, защити меня!» Но он, наверно, и так знал об этом и, может быть, уже был здесь и охранял меня. Он знал, как поступили со мной белые люди, когда пришли к нам в деревню. Я снова вспомнил, что говорил в воскресенье проповедник: ничто не может отлучить нас от любви божией. И еще подумал: а помогут мне ангелы, если крылья у «балуса» вдруг сломаются и мы рухнем вниз?

Вдруг кто-то закричал: «Вон он, вон!» Я посмотрел на небо, но ничего не увидел. Все, кто был в небольшом доме, выбежали и стали показывать на небо, я тоже посмотрел и теперь увидел «балус» — он летел из-за деревьев как птица. Сперва он был как крохотная птичка сурири, а потом начал расти, стал вскоре величиной с ястреба, сделал над нами два круга и, как ястреб, ринулся вниз, к земле. Но ястребы спускаются тихо, а вот «балус» спустился с таким шумом, будто верещали все какаду в лесах да еще гремел гром.

«Балус» сел на землю недалеко от места, где мы стояли, немного пробежал и остановился. Шум затих. В «балусе» открылась дверь, из нее вышли люди, а потом из «балуса» стали выгружать мешки риса и ящики с мясными консервами. Вид у «балуса» был точь-в-точь как у ястреба. У него были два крыла и две ноги, был хвост и была голова. А вот клюва, когтей и глаз у «балуса» не было.

В голове у «балуса» сидел белый человек, усталый и злой, и он закричал:

— Полетит кто?

Явита шагнул вперед и сказал:

— Да, двое.

Он отдал ему две бумажки, которые купил за деньги, а потом мы вошли в «балус» и сели. Тогда белый человек повернулся к нам спиной, дотронулся до маленькой палочки впереди него, и «балус» зашумел. Явита пристегнул меня ремнями к сиденью. Шум становился все громче, и вдруг «балус» шевельнулся. Белый человек посмотрел на нас и снова повернул голову вперед. Он начал хвататься за маленькие черные и белые палочки, за одну, другую, третью, и «балус» помчался по земле как молния, а потом начал подниматься.