Новые встречи

— И пусть не пьет воды за едой — дети любят пить, когда едят, но это вредно для здоровья! Запомни, что я тебе сказал!

Дед Еким снова зажмурился.

Борис обратил его внимание и на то, как девочка одета и обута, напомнил, что ноготки на руках надо регулярно обстригать. Затем, взглянув на часы, сказал, что хотел бы взять Валю на матч. Старик пришел в ужас.

— Да что ты! — воскликнул он. — На матч! Никогда! С минуту на минуту за нею должна прийти Яна! Что мы ей скажем? Об этом не может быть и речи! Заберет ребенка и больше никогда к нам не пустит… Нет, нельзя!

Борис пробовал его убеждать, но дед Еким и слушать не стал.

— Ну ладно, дедушка, — согласился Борис. — Раз так, я не настаиваю. Как видишь, я благоразумен, не хочу тебя ссорить с Яной. Об одном только прошу…

Дед Еким поглядел ему в лицо.

— Всякий раз, когда Валю будут привозить к вам, сразу же давай мне знать. Я должен видеть ее, хотя бы и не часто, следить за ее воспитанием. Потом я окончательно улажу этот вопрос. Так дальше продолжаться не может. Валя моя дочь, и я имею на нее права!

Старик пугливо оглядывался.

— Торопись, Борис, а то опоздаешь на футбол.

— Не опоздаю, дедушка, — возразил Борис. — Тебе не терпится от меня избавиться!

Он опять прижал к себе Валю и стал целовать в щечки.

— Ну теперь до свиданья, моя деточка!

Валя тихо ответила:

— До свиданья.

Борис улыбнулся.

— Я твой папа!

Он ткнул пальцем себя в грудь и повторил, что он ее папа. Валя ничего не имела против этого, ее удивляло только, что у нее уже есть папа, который называет ее «моя Валечка». Разгадав ее сомнения, Борис еще раз указал на себя.

— Это я твой папка!.. Я всегда буду тебе покупать шоколадки!

Дед Еким тронул его за локоть.

— Хватит тебе, Борис, опоздаешь!

Борис окинул его строгим взглядом.

— Ты, дедушка, не вмешивайся! До свиданья, Валечка, до свиданья, родненькая!

— До свиданья, — ответила девочка, копаясь в песке, отвернувшись от них. Удаляясь, Борис все оглядывался и махал рукой. А Валя играла песочком, то насыпая его в ведерко, то высыпая, — более важного дела, чем это, для нее не существовало в данный момент.

Дед Еким, выйдя на середину аллеи, смотрел вслед внуку и, переводя взгляд на беззаботно игравшую правнучку, горько усмехался.

35

К стадиону народ стекался со всех концов города. Борис двигался вместе со всеми, и на душе у него было легко и весело. Как в детстве, он купил тыквенных семечек, поджаренных с солью, и лущил их, победно посматривая из-под козырька надетой набекрень фуражки на пеструю многолюдную толпу, говорливую, шумную и спешащую.

Взволнованный встречей, которая потрясла и ошеломила его, он все еще не мог прийти в себя от выпавшего на его долю счастья. Сейчас он был раздосадован, что пошел на матч, а не остался с дочкой. Он бы, конечно, остался, махнув рукой на футбол, если бы не дед с его глупыми страхами. Пускай бы их увидела Яна, ну и что? Что бы случилось, если б она застала их вместе? Разве у него нет прав на Валю? Ну да ладно, не стоит огорчать старика, как бы хуже не вышло!

Однако Борис не переставал упрекать себя, все больше сожалея, что упустил удобный случай вволю полюбоваться на родное дитя. Не дойдя до стадиона, окончательно решил вернуться в парк.

Но старика и девочки уже не было там, где Борис оставил их. Он исходил весь парк, прошел берегом, заглянул в беседку в глубине парка, даже в ресторан, но деда Екима с Валей и след простыл. Ясно, они ушли домой. Сходить разве к старикам? А вдруг там Яна? Пораздумав, Борис все же решил отправиться на улицу Героев Труда. Превозмогая мучительные сомнения, он вошел во двор и позвонил у двери. Никто ему не ответил. Домишко был на замке. Вероятно, старики отправились куда-то с девочкой. Может быть, повезли ребенка к матери, на «Победу Сентября»?

Борис опять пришел в парк, сел на скамейку и задумался, представляя себе дорогое детское личико, и сердце его постепенно успокаивалось, наполняясь светлыми воспоминаниями о забавной маленькой девчушке.

Со стадиона далеко разносились возгласы и крики болельщиков, напряженно следящих за ходом матча. Но Борис ничего не слышал.

Неуловимо и незаметно на город спускался вечерний сумрак, будто выползая из скалистых горных теснин. В парке, словно свечи, белели березки, но скоро и их поглотили синие сумерки. В ресторане зажглись лампы, а вслед за этим засветились и уличные фонари. Со стадиона отдельными взрывами долетали крики. Борису хотелось подольше посидеть тут и помечтать, но подул ветерок, стало зябко, и он перебрался в ресторан.

Сел за столик возле буфетной стойки в тени навеса, заказал что-то горячее и бутылку красного вина. Еще не принявшись за еду, выпил бокал вина, и настроение у него поднялось; захотелось поговорить с кем-нибудь. Но публики было мало — потому, может быть, что не закончился матч.

Вскоре вошли двое и остановились возле буфета спиной к Борису. Они чокнулись с таким мрачным видом, словно все им опротивело, и принялись потягивать вино. Борис следил за ними со стороны, и в нем все сильнее разгоралась злоба.

Он начал покашливать и, жадно глотая вино, то и дело подливал себе в стакан.

Борне видеть не мог Гатю. Он искал случая придраться к нему, втянуть в разговор и отпустить что-нибудь такое, от чего бы тот полез на стенку. Но Гатю не оборачивался и не давал Борису повода для замечаний.

Воспользовавшись тем, что Гатю уронил кнут, Борис спросил:

— Зачем кнут таскаешь с собой? Тебя ведь вышибли с «Балканской звезды»!

Гатю повернул к Борису свое зеленовато-бледное лицо и мрачно уставился на него. Он был так страшен, что Борис осекся.

За спиной Гатю молча стоял другой возчик, и это как бы придавало ему храбрости. Без излишней горячности Гатю твердо и с легкой угрозой бросил в ответ:

— Эй, ты, там, сиди да помалкивай! Чего гавкаешь, когда тебя не трогают! Лопай и молчи!

Борис приподнялся и вызывающе спросил:

— Это кто гавкает?

Гатю не ответил. Он снова отвернулся к стойке. Бориса в пот бросило от ярости при виде широкой спины ломовика: казалось, она закрывала ему весь белый свет.

Зажав в руке пустую бутылку, он подошел к Гатю и ткнул его горлышком в бок. Гатю резко обернулся.