Новый Мир ( № 1 2007)

Конечно, он помнил, как тогда жена на него смотрела, стоя на крыльце их домика, на руках держала годовалого сынишку, который тоже восхищенно наблюдал... Да, тогда он был достоин того, чтобы в него влюбились по-настоящему.

— Н-да... Но, понимаешь, нельзя войти в одну реку дважды.

— В смысле? — Жена насторожилась.

Сергеев пожал плечами, посмотрел в сторону:

— Ладно, костер надо зажигать... разводить. Пока угли нагорят — стемнеет.

И он пошел за сарайчик.

Мангал был на месте; Сергеев разгреб кочергой старые головешки, нашел под столиком изорванную книжищу “Товары и цены”, сложил шалашик из щепок и поджег бумагу. Когда щепки занялись, добавил сверху еще... Пивной хмель почти выветрился, снова становилось тяжело, тяжелее, чем до пива. Как-то сонливо-тошно. “Скорей бы съехались, и водки выпить”. Но эта мысль тут же сменилась другой, другим желанием: вот бы никто не приехал; дети уснут, будет тихо и спокойно, и они с женой без слов, без глупой суетни сядут здесь, станут смотреть на костер... “Да, — сам же над собой посмеялся, — хороший костер — в мангале!”

Сергеев сходил к поленнице, выбрал дровишек помельче, потоньше, начал класть на щепки. Потом понял, что заваливает, душит не окрепший еще огонь, и вынул их. Побросал на землю... От нечего делать закурил новую сигарету. Присел на скамейку, запахнул куртку... Сейчас разгорится, положит дрова и пойдет в дом... А что там? Будет нанизывать мясо на шампуры, а жена пусть чем-нибудь другим занимается. Надо так нанизать... по-умному.

По тропинке пролетел Кубик и, не добегая до мангала, свернул в траву, исчез. Следом появился сын. Негромко, но угрожающе рычал, махал прутиком.

— Э! — выпрямился Сергеев. — Ты зачем Кубика пугаешь?! — И почти с радостью стал отчитывать: — Он здесь хозяин, понимаешь? Это его территория. Он так тебя поцарапать может! Или по глазам даже... Не смей больше этого делать! Понятно?

— Я играю! — крикнул сын с обидой. — Я его не бил!

— Кубик не понимает, что ты играешь. За животными нельзя с палкой гоняться.

— Это не палка!

— Для него — палка. — Сергеев взял у сына прутик, сломал и бросил в огонь. — Иди в дом. Не умеешь себя вести — сиди там.

Сын развернулся и, бурча неразборчиво, куда-то побежал. По крайней мере к дому...

Примерно в его возрасте, лет в пять, Никита впервые очень испугался и осознал, что может умереть. Что умереть — это просто.

Его родители и еще две-три семьи их приятелей приехали куда-то за город, на какую-то реку. (До сих пор нося в себе тот давний детский страх, он не решался напомнить родителям о той поездке, узнать, что это была за река. Но довольно большая — то ли Ока, то ли Москва или Истринское водохранилище...) Машины поставили в тень под деревья, перекусили, взрослые, наверное, выпили, а потом пошли в лес. За грибами. Никиту оставили с какой-то девушкой. Девушка читала, Никита бегал между машин и незаметно для себя оказался на берегу. Берег был высокий и крутой, песчаный; в воде медленно и однообразно качались кисточки водорослей... Во что он хотел поиграть в песке? В дорогу или в разведчиков? Он стал спускаться и тут же почувствовал, что сползает вниз, в воду... Пальцы и сейчас помнили, как цеплялись за песок, который от каждого движения слоями сбегал к реке, утягивал за собой... Он почему-то не закричал, не заплакал, а молча и отчаянно быстро карабкался вверх, задрав голову. Он видел стебли травы, какой-то куст, кружащихся мух; из полоски земли над песком торчали корни, такие надежные, спасительные, как веревки. А внизу слышались тихие и аппетитные чмоки — это вода съедала сухой песок... Может быть, ему казалось так, или на самом деле было, — он боролся очень долго, очень долго полз к траве и корням. Но оставался на одном месте. Неизвестно, может, и не съехал бы в воду, если бы перестал двигаться, или беспрерывное карабканье спасло — хоть он и не поднялся ни на полметра, но оттягивал время... Он барахтался на песке и представлял, как сейчас сползет в реку и вода с тихим чмоком примет его. Вольется в нос, в уши, в рот, и он задохнется. Он знал, как это, — в ванне иногда нечаянно вдыхал воду и вскакивал, со стоном выталкивал воду из груди, криком и плачем заставлял себя дышать. Но здесь не ванна, здесь река, и дно глубоко... А потом над травой появилось лицо мамы, она мгновенно оказалась рядом с ним и за шкирку потащила наверх...

5

Стол был завален пакетами, столетник сдвинут на край; жена с увлечением, какое у нее редко случалось дома, готовила ужин. Сергеев нанизывал мясо, кольца лука и помидоров на шампуры и то и дело ходил проверять огонь. Разбивал кочергой обгоревшие поленья, подкладывал новые.

Потом принес шашлык. Разложил над красиво тлеющими, похожими на драгоценные камни углями. В который раз почувствовал детское желание их потрогать... С мяса закапало, тут же вкусно запахло, и очень захотелось есть. Сергеев пошел в дом чего-нибудь пожевать.

— Что ж они не едут-то? — спросил жену. — Ты звонила?

— Да звонила. Андрюха уже на вокзале, Наташка здесь почти — стоят в пробке... Авария, что ли, опять...

Сергеев взял с тарелки соленый огурец.

— А с кем она?

— Ну с кем? С Володькой.

— Понятно... А остальные?

— Что остальные? Если хочешь, сам звони. У меня центы на телефоне остались какие-то.

Сын смотрел телевизор, из которого без выражения, почти по складам говорили:

— Живи еще хоть четверть века — всё будет так. Исхода нет...

Дарья кряхтела на кухонном диванчике, задирала ноги. Жена разделывала селедку.

— С молокой, — сообщила, — как ты любишь.

— Отлично... Скоро шашлык будет готов. — Сергеев бросил в рот обрезок колбасы. — Может, туда пойдем? Посидим.

— Давай. У меня почти всё.

— Мегафон, — продолжал голос в телевизоре уже живее. — Мы делаем всё, чтобы ни одно слово не потерялось.

— Саша, — сказал Сергеев, — я ведь тебе запретил рекламу смотреть. Переключи.

Сын щелкнул кнопкой на пульте. Раздался хохот многих людей.

— Да бесполезно, — поморщилась жена, — сейчас везде одна гадость...

Воспользовавшись ее согласием идти на улицу, Сергеев быстро открыл вино, взял бокальчик и рюмку. Сунул в карман куртки “Путинку”. Вышел.

Угли почти не светились, да жар уже и не был нужен — мясо прожарилось. Сергеев покрутил шампуры, выкурил полсигареты, подождал жену. Потом вернулся в дом.

Она закончила свою готовку, мыла доску, ножи.

— Ну что, — теряя терпение, сказал Сергеев, — идем или как?

— А дети? Саш, пойдем к костру.

— А шашлык готов?

— Через десять минут, — соврал Сергеев; ему хотелось посидеть с женой наедине.

— Я потом тогда...

— Ну, Саш, пошли, — настаивала жена. — Сейчас Дашу закутаем, пусть тоже воздухом подышит...

— Ладно, давай вдвоем, — перебил Сергеев и обратился к сыну: — Если Дашка заплачет, зови сразу. Слышишь?

— Уху...

— Уху... Нормально давай разговаривай. Как отвечать надо?

— Да.

— Молодец.

— Да, картошку же надо! — вспомнила жена на улице. — Так хочу печеной!