Новый Мир (№ 1 2009)

говорит: “Там есть чему поучиться”.

“Обнародуете потом”. (В глубине души

лучше нас понимает, что этого не случится.)

Или дядька другой, застрочивший на старости лет

мемуары, превозмогая природную леность.

Но теряется нить, простывает надежный след.

Вдаль петляет бесследность.

Отсылает в глубинку, в оседлые те места,

где на Песах народ Израиля воспевали,

и мгновенная птица из фотогнезда

вылетала на волю прежде, чем успевали

уместиться в кадр. Долгий список братьев-сестер.

Пять колен родословной, к альбомным листам приставших.

И отец, говорящий: “Вот видишь, и я стал стар.

Некого больше считать за старших...”

3

Всеми окнами спит дом напротив. Пустых галерей

застекленная тьма. Прокурив этот день допоздна, стой

на балконе. И вниз гляди, сам себе Галилей,

об устройстве природы судя со своей Пизанской.

Просто скверы, дома. На окраинный внешний мир

поглазей сквозь слезу узнаванья.

Ничего позади. Все, что есть, — не дальше трех миль

и знакомо настолько, что спрашивать нет основанья,

есть ли Бог.

Если “есть” — лишь связка, а не предикат,

доказательства нет. Плотно жмутся дома и скверы.

Дай отмашку жильцу, отпусти его протекать

между пальцами, но на расчищенное для веры

обжитое место верни.

Ни над смертью побед,

ни раскрытых тайн. Но душа еще свой завод не

исчерпала; ежеминутен ее побег

из конечного “там” в промежуточное “сегодня”,

в узнаваемость жизни...

От луж восходящий пар,

галерея, балкон. Все, что взглядом сейчас обводим.

Ничего позади. Верит с башни брошенный шар,

что полет его — как самоцель — до конца свободен.

* *

*

Памяти Н. С.

Это живут и отходят ко сну.

В старости двигают кресло

ближе к окну. И садятся к окну

у батареи погреться.

С улицы слышится щелк соловья-

сигнализации. Эхо

звуков ничьих — как отсутствие “я”

у одиночества. “Это

я”, — в тишине раздается, верней

слышится, не раздаваясь,

будто бы тот, кто всегда из дверей

так говорил, раздеваясь,

в темной прихожей оставил висеть

вместе с пальто эту фразу.

И магнитола, которую в сеть

год не включали, не сразу

голос подаст, от звучанья успев

собственной речи отвыкнуть.

Вслух не сказать, не прочесть нараспев.

Анжамбеманом не выгнуть.

Только мгновенное: акт бытия

как распрямленье пружины.

Миг, из которого в жизнь без тебя

вглядываешься при жизни.

На пол спадает ли женский платок,

кофе шипит, убегая.

В детство впадает ли мыслей поток,

пять городов огибая.

Просто квартира, где с детства знаком

говор курящих под утро,

и помещение, как сквозняком,

их разговором продуто.

Край, где живут и отходят ко сну

(здесь, на краю балансируй);

где придвигаешь поближе к окну

кресло свое. В бело-синий

смотришь просвет, непостижный уму

и протяженный незримо.

Все придвигаешься ближе к нему,

не сокращая разрыва.

* *

*

Как согласный отзвук и гласный звук

из одной фонетики, как из двух

населенных пунктов — в задаче для

младших классов — мчатся два жигуля,

потекут друг к другу когда-нибудь

моя жизнь и смерть моя, двинут в путь,

чтоб внезапно встретиться в точке Икс,

где шумит на Эльбу похожий Стикс.