Новый Мир ( № 1 2011)

Блондинка вспыхнула и, сняв обе перчатки, достала из крохотной сумочки несколько зеленых банкнотов.

— Вот вам сто долларов. И купите себе сносное пальто.

— Меня вполне устраивает мой плащ. Мы с ним уже так сроднились за эти годы, что он стал мне чем-то вроде брата, — отдавая книжку, сказал Костик. Глядя ей в глаза, он аккуратно изорвал стодолларовую бумажку на мелкие части и бросил их в блестящую металлическую урну».

С е р г і й Ж а д а н. Ворошиловград (Ворошиловград). Харків, «Фоліо», 2010, 442 стр.

«Никогда не интересуйся политикой!», — говорил сам себе герой одной из ранних повестей Сергея Жадана «Anarchy in the UKR» [37] . Герман — центральный персонаж романа «Ворошиловград» — политикой как раз не интересуется. «Мне 33 года. Я давно и счастливо жил один, с родителями виделся редко. Имел никому не нужное образование. Работал не пойми кем. Денег мне хватало ровно на то, к чему я привык. Появляться новым привычкам было уже поздно. Меня все устраивало. Тем, что не устраивало, я не пользовался. Неделю назад пропал мой брат. Пропал и даже не предупредил. По-моему, жизнь удалась». Когда-то Герман бежал от своего города, окруженного бесконечными кукурузными полями, города, где родился и вырос, — от его пустоты и безнадеги, — города, с единственной мальчишечьей отрадой — аэродромом, на который время от времени приземлялись самолеты Ан-2. «Все мы хотели быть пилотами. Большинство из нас стали лузерами». Герман уехал. А его брат, способный, по мнению Германа, «до последнего цепляться за пустую землю» — остался. И открыл свое «дело» — автозаправочную станцию с автомастерской, собрав «озверелую команду» механиков-самородков, состоящую из двух своих верных друзей. Но вот он исчез. И Герман вынужден вернуться. Думал — на денек, только уладить (продать или закрыть) бизнес брата, а получилось — надолго, возможно навсегда. Потому что выяснилось, что несчастная бензоколонка — это не просто бизнес, но территория существования друзей брата и их друзей, дело, без которого их жизнь станет бессмысленной, последняя баррикада, которую нужно отстоять. На автозаправку наехали «кукурузные» — люди заезжего воротилы, им понадобилась эта земля, чтоб засеять ее «королевой полей». Начинаются стычки-разборки, Герман временами порывается уехать, порой его охватывает «ощущение какой-то пропасти, которая начинается где-то близко, откуда тянет нестерпимо горячим сквозняком, перехватывающим дыхание». Но, переосмыслив нечто важное в себе, остается, — так сказать, над пропастью в кукурузе. Впрочем, сэлинджеровские мотивы сочетаются у Жадана и с темой боевого братства «Трех товарищей» Ремарка — но только в стиле фильмов «Брат-1» и «Брат-2». После драк и гибели одного из друзей, после близости с «боевыми подругами», юными и не очень, главный герой соглашается с тривиальной «мудростью» о том, что «все очень просто: нужно держаться друг за друга, отбиваться от чужих, защищать свою территорию, своих женщин и свои дома <...>. Потому что никто не имеет права заходить на твою территорию и лишать тебя твоих женщин и твоих домов».

«Для меня в этом романе было важно сказать, что необходимо отстаивать свое внутреннее и внешнее пространство», — говорил Сергей Жадан, представляя «Ворошиловград» на осеннем Форуме издателей во Львове. Его читатели и поклонники заполнили до отказа зал старинного театра им. Курбаса, сидели в проходах, на ступеньках, на сцене. Жадана в Украине — особенно публика 20 — 30 лет — не просто любят, но обожают — и за классный социально-абсурдистский юмор, и за скрываемую под сдержанностью и безразличием мальчишескую искренность многих героев его прозы. Сергей пишет замечательные стихи (некоторые из них, в частности в переводе Игоря Сида, можно прочитать в книге «Кордон», Москва, «Арт Хаус медиа», 2009 [38] ). Жадан много разъезжает по стране, как он сам выражается, с «гастролями» — выступает с шоу-декламацией своей поэзии, он — мотор многих литературных украинских фестивалей.

М а р і я М а т і о с. Вирванicторiнки з автобiографiї (Вырванные страницы из автобиографии). Львів, «Піраміда», 2010, 368 стр.

Фрагменты, сцены и события, запечатленные в памяти писательницы, широко известной в Украине произведениями о драматической истории Буковины в ХХ веке (в русском переводе издан сборник «Нация» [39] ). В книге много важных для постсоветского читателя картинок довоенной Западной Украины — такой, какой мы ее не знали.

Вот автор, изучая историю своей семьи и своего села, читает документальные архивы. Доходит до материалов, связанных с коллективизацией 40-го года. Хочет понять, как и почему, вопреки своему желанию, западноукраинские люди «добровольно» записывались в колхозы. Содержание «прошений» обескураживает: «Прошу, чтоб забрали у меня всю землю. До крошки!». «Прошу вашего позволения принять меня в колхоз <...> есть лошадка-одногодка и поле, отдаю все вам, а больше мне дать нечего, никакого инвентаря нет, прошу не отказать».

Почему так? А вот почему.

«Сгоняли людей в сельсовет, как когда-то румыны — в жандармерию. А там на столе лежали две папки. По сельсовету ходил военный и указательным пальцем тыкал в свежеоструганный и непокрытый стол: „В этой папке записываются на высылку в Сибирь, а в этой — в колхоз...”».

Еще одна картинка. Она касается уже 70-х годов прошлого столетия. Юная Мария — студентка университета — была дружна с семьей Владимира Ивасюка, молодого украинского композитора, студента консерватории, написавшего знаменитую «Червону руту» и другие хорошие песни на украинском. В 79-м он покончил с собой. Загадочная, трагическая смерть: пальцы на руках были почему-то перебиты. Партийные власти Львова всячески замалчивали подробности его смерти, пытались похоронить Ивасюка чуть ли не втайне. Не получилось. Мария была на его похоронах: «Весь Львов вышел на улицу, забирались на деревья, стояли на крышах домов и трамваев; говорили о том, что со времени похорон Ивана Франка Львов ничего подобного не видел; рассказывали про выступление тогдашнего председателя Львовского отделения Союза писателей Ростислава Братуня на Личакивском кладбище (Братуня после этого выступления снимут с должности), где он говорил не про смерть студента консерватории, а про смерть великого украинского композитора». Родным запретили устанавливать памятник на могиле Ивасюка, под негласный запрет попали и его песни. Десять (!) лет памятник Ивасюку простоял в мастерской скульптора, и только в 1990 году запрет на его установку на могиле композитора был снят. А в 1989-м состоялся первый песенный фестиваль „Червона рута”, который проходит с тех пор ежегодно».

Є в г е н і я К о н о н е н к о. Книгарня «Шок» (Книжный магазин «Шок»). Київ, «Кальварія», 2009, 128 стр.

В новой украинской литературе есть особая линия женской прозы — иногда ее называют феминистической. Большинство писательниц этого направления выдерживают свои произведения в подчеркнуто победной тональности. Не тоска и разочарование, не плач по несчастной любви, а — саркастичный, стоический, иронический или просто юморной взгляд на драматические обстоятельства жизни.

Евгения Кононенко — один из лидеров этого направления, мастерица короткого рассказа (на русском вышел сборник ее best-stories «Без мужика» [40] ). «Книгарня „Шок”» — собрание новых рассказов писательницы. Речь в них идет о битвах поколений и полов в масштабах одной кухни или квартиры, о прочей обыденной шелухе, из которой состоит повседневная жизнь. В Украине Евгения Кононенко определенно считается писательницей-феминисткой. Но ее феминизм — это все же не совсем то, что обычно обозначают этим термином. «Для большинства женщин их феминизм начался тогда, когда над их порывами идти за Ним на край света надсмеялись если не Он, то сама жизнь. Потому как выяснилось, что на край света идти не нужно. А нужно обеспечить домашний уют, трехразовое питание, безотказный секс. И альтернативой всему этому может быть лишь женское одиночество — либо еще один такой же, требующий домашнего уюта, трехразового питания и пр.» «Раскрою самую заветную мечту феминисток. Обычно в ней не признаются. В чем она? Заработать денег побольше, чем все мужики мира? Всласть налюбиться ночью, а утром уйти не попрощавшись? Заставить какого-нибудь мужика выносить и родить тебе ребенка? Вымазать мужа по уши детскими какашками, усадить его с тремя детьми, а самой представительствовать на трех должностях разом, а также на собраниях, симпозиумах и приемах, в перерывах между которыми забегать к любовникам? <...> Заветная мечта — это встретить мужчину, ради которого можно забросить подальше весь свой феминистический опыт» (из рассказа «Не сложилось»).

Героини Кононенко таких мужчин не встречают. Но из-за этого не унывают.

Т а н я М а л я р ч у к. Звiрослов (Зверослов). Харків, «Фоліо», 2009, 281 стр.

Сборник рассказов, объединенных одним художественным приемом: персонажи — обыкновенные люди, но многие из них способны оборачиваться животными, насекомыми, птицами. Я сравнила бы эту книжку с «Белкой» Анатолия Кима, где звучала восходящая к гоголевской традиции тема оборотничества. Некоторые герои «Зверослова» в невыносимые минуты прибегают к спасительному перевоплощению: девушка-мотылек (рассказ «Бабочка») улетает прочь, когда окончательно понимает, что любовь ее — безответна. Но если генеральная идея Кима в том, что мера человеческого в человеке — творчество, то у Тани Малярчук все сюжеты выстроены вокруг темы одиночества. Одинокая, немолодая учительница (рассказ «Ворон» [41] ) встречает юного танцора, своим пышным одеянием-оперением напоминающего ей ворона. Их разделяет огромная разница в возрасте, различие мировоззрений. Но постепенно учительница начинает нуждаться в своем шумном соседе, «подымается душой» (выражение Алексея Ремизова) под его слегка ироничным, но заинтересованным взглядом. Ворон-Виктор тоже теперь не может и не хочет жить без неспешных разговоров с той, кого еще недавно назвал «скандальной бабой». Между ними начинаются отношения редкого типа, не то чтобы любовь, но и не просто дружба, а душевная связь и симпатия, способные расколоть ледяной панцирь одиночества. В рассказе «Медуза» [42] девушка Белла чувствует себя в своей тарелке лишь среди уличных котов и собак. Она доверяет врачихе районной поликлиники свои странные сны: ей снится незнакомый инструктор по плаванию, она влюбилась в него и не знает, что поделать со своим чувством. Странная любовь становится чуть менее мучительной, когда равнодушная врачиха превращается из бледно-зеленой саранчи в сочувствующую женщину, впускает в свою жизнь и Беллу и ее беду. Из последнего сна девушки:

«Зачем вы меня мучаете? — шепчет Белла.

— Потому что вы до сих пор не научились плавать, — отвечает инструктор.

— Я уже научилась. Я умею плавать.

Белла ложится спиной на воду, отталкивается и так, на спине, плывет на глубину. Видит сквозь поднявшиеся брызги его — удивленного и обескураженного. Плывет все быстрее, аж пока его фигура не исчезает в седьмых водах. <....> Она лежит на воде и колышется на морской поверхности. Без движения. Без боли. Без слез.

И миллионы медуз, больших и маленьких, розовых и фиолетовых, так же колышутся рядом. Без движения. Без боли. Без слез».

Эти и другие — тонкие и очень искренние — рассказы молодой украинской писательницы (Тане нет еще и тридцати) близки размышлениям Алексея Ремизова, который писал: «...Не раз повторял я, никак не способный обжиться в жестком ледяном круге людства: что надо человеку от человека? — так мало: каплю сердечности — и лед растает».