Новый Мир ( № 1 2013)
Шрифт:
Лимонов уделяет внимание и Оригену, «этому великолепному типу», самому талантливому из древнехристианских авторитетов. Кстати, Ориген также присутствует в качестве одного из персонажей в последней книге Андрея Полякова (о ней будет ниже).
В религиозных исканиях Эдуарда Лимонова есть что-то невероятно трогательное, опсиматически-оптимистическое. Есть такие персонажи, которым можно простить все: и чрезмерную экспансивность, и недостаточную образованность, поскольку в них содержится нечто подлинное, необъяснимое обычными критериями.
Гасан Гусейнов. Нулевые на кончике языка. Краткий путеводитель по русскому дискурсу. М., «Дело», 2012, 240 стр.
Гасан Гусейнов — профессор античной литературы, русский либерал и открытый атеист, сделал книгу, которая сразу же всколыхнула образованную часть нашего общества и попала в шорт-лист премии Андрея
Какие качества свойственны русскому языку «нулевых»? Какие сдвиги, смещения, метаморфозы произошли или происходят? Прежде всего это катастрофическое упрощение: «Ни одна редакция газеты или журнала не сможет выполнить без ошибок простейшее упражнение для школьников 6 класса». Числительные теперь не только не могут склонять, но даже и единицы летоисчисления произносят и пишут как «двадцать двенадцать» (20/12). Это время милиционеров, различающих, в отличие от филологов, до десяти различных акцентов. Это битва за букву «Ё» — оставлять или не оставлять ее в письменной речи? И эпоха блоггеров — через двойное «г»: «Удвоение буквы в слове остается до поры до времени знаком общественного признания. Или самоуважения».
Гасан Гусейнов и сам блоггер, что естественно для постмодерниста. Нет ничего более похожего на ризому, чем ЖЖ! Место блогов в доблоговой культуре, по Гусейнову, занимали дневники выдающихся людей. «Вчера в поезде начал читать вышедшие в немецком переводе записные книжки Сьюзен Зонтаг 1947 — 1963 годов… Вот она пишет, как сама жадно глотала дневники своих любовниц. Потому что „дневники для того и существуют, чтобы другие их тайком читали”. Она ненавидит тайны. Но пытается разгадывать загадки, которые загадала ей собственная природа. Например, загадку своей гомосексуальности. Зонтаг узнала в себе лесбиянку еще до замужества… Добравшись до дома-до хаты сети, посмотрел, что пишут о Зонтаг в Википедии. В английской, немецкой и им подобных версиях — все как есть. А по-русски — все та же тошнотворная цензурная мразь: конечно, в лучших традициях советской нравственности».
В каком-то смысле взгляд Гусейнова на лингвистические процессы, происходящие в нашем обществе, — это взгляд с Парфенона. На многое, казалось бы сиюминутное, он смотрит через призму античной эстетики и простоты. Лесбиянка Зонтаг, чьи дневники Гусейнов читает в подмосковной электричке, оказывается младшей сестрой жительницы острова Лесбос, поэтессы Сапфо. А хитрость рыночных торговцев, выдающих яблоки сорта «греннисмит» за «симиренко», напоминает о состязании Муз с Пиеридами, передавшими подопечным Аполлона свое имя. Езду же по встречке автор объясняет через философию солипсизма.
Эти «слова нулевых» предельно индивидуальны и одновременно с этим предельно всеобщи. Они объединяют разные социальные страты, людей разного уровня образования и доходов. Собирая слова, Гасан Гусейнов делает то, на что неспособны традиционные инертные словари, в которых невозможно обнаружить живого дыхания жизни. Его истории, подслушанные в электричке по дороге в Переделкино, становятся анекдотами, а статьи о русском языке — жареными филологическими новостями, в которых каждый узнает себя.
Бестиарий в словесности и изобразительном искусстве. Составитель А. Л. Львова. М., «Intrada», 2012, 183 стр.
Уже второй год подряд в «неэффективном» РГГУ проходят конференции, посвященные бестиариям. Бестиариями, как известно, в Средневековье называли сборники «зоологических статей, в которых наряду со сведениями о реальных животных содержалась информация о вымышленных существах (василиске, кентавре, единороге и т. д.). Описания животных зачастую далеки от истины. Они имеют нравоучительно-аллегорический смысл и являются одним из видов мистической зоологии, отразившейся также в изобразительном искусстве, в проповедях и поэзии», — пишет А. В. Скрябина в статье «Странно безобразные образы „Магического бестиария”» Николая Кононова». Трудно перечислить все статьи данного сборника, заслуживающие прочтения. Это и работа «Риторический бестиарий Кантемира» — о незаслуженно забытом русском классике, из которого черпали многие наши поэты, авторства О. Л. Довгий, и статья В. К. Былинина и Д. М. Магомедовой «Из наблюдений над бестиарием Александра Блока: Птицы Гамаюн, Сирин, Алконост и другие». И исследование Бориса Орехова и Марии Рыбиной «Животный мир „Слова о полку Игореве” в переводе Филиппа Супо». Рецепция бестиария древнерусского памятника французским сюрреалистом — воистину захватывающий сюжет! Борис Орехов, кстати, известен как молодой ученый из Уфы, вычленивший из тысяч страниц новостного сайта Lenta.ru ключевые слова последнего десятилетия, среди которых большинство техногенных: «авиакомпания, айпад, айфон, блог, видео, кризис, мега, модернизация, нанотехнология, нацпроект, несогласный, оборотень, откат, перезагрузка, превед, распил, рында, соцсеть, спецоперация и супермен».
Статья Ольги Казмирчук «Образы животных в литературном творчестве детей» затрагивает тему творческого личностного развития. Она посвящена анализу образа кошки — самого распространенного зверя в стихах и прозе воспитанников литературного кружка «Зеленая лампа» при бывшем Дворце пионеров.
Статья О. А. Кулагиной «Языковая репрезентация „чужого” как зверя в эпических текстах старофранцузского периода (IX — XIII вв.)» посвящена анализу образа «львиного сердца» в двух литературных памятниках — одном очень известном, это «Песнь о Роланде», и другом менее известном, но как раз появившимся впервые в русском переводе в 2012 году (причем сразу в двух — в поэтическом и в прозаическом), а именно «Песни об Альбигойском крестовом походе», посвященной взятию и разрушению французского города Альби, центра так называемой ереси катаров. Кулагина отмечает, что лев — как животное амбивалентное — ассоциировался одновременно и со святыми, и с Сатаной, таким образом, львом могли назвать и своего и врага. «И сам граф де Монфор, обладающий львиным сердцем, поселился в Каркассоне».
Хочется отметить также и статью И. В. Пешкова, посвященную поискам настоящего Шекспира, хотя и несколько надуманным, на наш взгляд, ибо какая разница, был ли Гомер женщиной, как считал Роберт Грейвс, а Шекспир — режиссером Эдуардом де Вером (гипотеза Пешкова)? В конечном счете это не имеет никакого значения, ведь тексты, отделяясь от автора в мучительном процессе, сопоставимом с родовыми муками, начинают вести свою собственную, независимую жизнь. Правда, Пешков подкупает своей нетипичной для критика искренностью: «Сколько ни исследуй форму книги, рано или поздно придется заняться содержанием, грубо говоря, прочитать и понять, что там написано. Но подобное „зачитывание” отняло бы у меня слишком много сил, а у читателей слишком много времени, так что здесь я просто предлагаю краткий дайджест этого содержания».
Золотой век GrandTour: путешествие как феномен культуры. Составление и общая редакция В. П. Шестакова. СПб., «Алетейя», 2012, 304 стр. («Золотой век»).
Эта книга — парная к предыдущей. И объединяет два издания незримый образ Игоря Сида, активно вводившего в московскую литературную среду два ключевых в этом плане термина, зачерпнутых им из ноосферы. Я имею в виду понятия «зоософия» и «геопоэтика». Проведя в Москве несколько сотен литературных акций, многие из которых были посвящены геопоэтике, или философии пространства, и зоософии, или философии животных образов (включая знаменитые вечера в Московском зоопарке, где поэты и писатели дискутировали с зоологами-специалистами по тем видам животных, которых они упоминали в своих текстах), Сид воздействовал на культурную и научную жизнь, сделав «зоософию» и «геопоэтику» очевидным трендом. Так, в книге «Золотой век GrandTour» целых два материала плодовитого крымско-московского автора Александра Люсого, регулярно участвующего в акциях Крымского геопоэтического клуба, проводимых Игорем Сидом. Это тексты «Путешествие Екатерины II в Крым как спектакль и проект» и «Лаокоонград, или Стамбул с невидимыми змеями» [22] .
Философ Владимир Кантор предъявляет нам новое прочтение «Путешествия из Петербурга в Москву». В нем Радищев предстает мистическим прорицателем, наподобие пророка Даниила, предрекающим распад империи, ученый сравнивает его слог с риторикой Аввакума. Кантор отрицает традиционное представление о самоубийстве Радищева, считая его смерть несчастным случаем и споря с Григорием Чхартишвили, который провозгласил Радищева первым русским писателем-самоубийцей. «Иногда он просто переносит свое движение в некое вневременное пространство, как бы выходя за пределы земного, своего рода посланник свыше: „Зимой ли я ехал или летом, для вас, думаю, равно. Может быть, и зимою и летом”».