Новый Мир ( № 10 2007)

Как математик любит цифр язык,

Так я люблю язык живых событий,

Игру причин и следствий3.

Я однажды слышал от нее: «Я вижу людей скульптурно» (в «Amor’е» о Нике, создающей поэму, сказано:«Ее тревожило то, что она не видела свою натуру — скульптурно: вокруг Морица не обойдешь»). И хотя из советских изданий ее произведений вроде бы убрано все, говорящее о христианском мировоззрении автора, окутаны они неким религиозным чувством.

Как это бывает у одаренных людей с чистым сердцем, она умела радоваться таланту других. Например, по ее мнению, у многих писателей не было того, чем так богат был Пантелеймон Романов, которому она помогала в создании его шедевра — романа «Русь»: «<…> истинного слуха на мир, таланта участника . Памяти на пережитое и сочувствия горю (заменяемые гладкостью речи и даром притворяться участником…)»4. Не напрасно она утверждала: «Писать надо, думаю, только о тех, кого любишь»5.

По-видимому, «Воспоминания» были для нее особой книгой, так как свою писательскую задачу она видела в том, «чтобы всё о всех написать: всё, что я пишу, — это мемуары, в них нет никакой фантазии… Моя задача — сохранить всё, чему я была свидетелем, не упустить ничего»6. Случайно ли, что в ее романе «Amor», где прототипом главной героини Ники является сам автор, некоторые близкие А. И. даны с подлинными именами и фамилиями: ее второй муж и их сын, сводная сестра Лёра, друзья — Мещерская, Зубакин, ее любовь Николай Миронов; а в конце романа Ника с гордостью говорит: «Это наш лучший поэт, Марина Цветаева» — и читает стихи своей сестры?

Однако, несмотря на замечательную работоспособность (совокупное число всех вариантов ее романа «Amor» составляет 10 тысяч рукописных страниц, а объем книжного текста — примерно 360), не все она успевала воплотить в печатный текст. И тут надо сказать о еще одном ее таланте: Цветаева была блестящим рассказчиком. Подробная и удачная характеристика этого ее дара приведена в эссе В. Ионаса, где автор, сетуя, что он не имел возможности записывать ее рассказы, замечает: «Она так много и столь многих знала, в кругу ее друзей и знакомых было столько замечательных людей, а память ее, не тронутая возрастом, была так богата, что собрание ее рассказов могло составить ценнейшие мемуары, освещающие „с близкого расстояния” эпоху и людей…»7

Автор предлагаемых записок в течение последних одиннадцати лет жизни А. И. Цветаевой был одним из ее слушателей. Причем обнаружилось, что в ее устных рассказах многие события, описанные в «Воспоминаниях», существенно дополнялись и получали новое освещение. Особенно преображался по сравнению с печатным текстом Горький, искренне-восторженное описание которого «вытягивало» первое отдельное издание цветаевских мемуаров через редакционные жернова. Вспоминая об этом, А. И. говорила: «Первый том везли отец и Горький»8. Согласно многочисленным разговорам с Анастасией Ивановной, ее поездка к Горькому в Италию складывается в следу­ющую небезынтересную картину. Некоторая трудноустранимая мозаичность этой картины отчасти объясняется тем, что отдельные рассказы существенно отличались деталями.

Знаменитый писатель пригласил Цветаеву в 1927 году, получив от нее восторженное письмо, которое она написала, прочитав тогда впервые его автобиографические книги. Адрес она взяла у Б. М. Зубакина: с его восхищения «Артамоновыми» и началось ее чтение Горького.

Зубакин к тому времени уже был в переписке с Горьким, который по его письмам и стихам составил о нем заочное впечатление как о человеке, находящемся «на границе гениальности», рядом «с такими людьми, как Лев Толстой, Владимир Ленин»9. Эта оценка стала впоследствии известна А. И., причем соседство фамилий Ленина и Зубакина вызвало следующую фразу, которую она не раз повторяла: «Один затеял эту волынку, другой стал ее жертвой» (Зубакина расстреляли в 1938 году после третьего ареста).

Алексей Максимович тепло встретил Цветаеву, прибывшую в Сорренто на несколько дней раньше Зубакина. Приходил к Горькому и полпред (полномочный представитель, как тогда назывались советские послы) в Италии Л. Б. Каменев, изгнанный к тому времени с высших постов в СССР. О пребывании его у Горького известно только из устных рассказов А. И., так как «в горьковиане нет никаких сведений об их встречах в Италии»10. Полпред тогда расстался со своей женой, место которой заняла молодая редакторша Таня Глебова, подарившая ему вскоре сына.

«Я показала Горькому, — рассказывала А. И., — начало моих воспоминаний о нас, детях, когда нам с Мариной было по восемь-десять лет». Ознакомился он и с ее «Дымом», который ему понравился; он говорил: «Вы так поняли женскую душу!» Разговоры в Сорренто в значительной степени шли о литературе, вообще об искусстве, что отражено в «Воспоминаниях». Однако не только это интересовало Горького и его гостей. Зубакин поражал своими феноменальными талантами, в частности, он свободно проникал в прошлое и будущее присутствующих11. Так, он сказал Каменеву, что его отец играл в детстве на духовом инструменте. «Да, — удивился Лев Борисович, — в тринадцать лет на кларнете». Глебовой он напомнил, что она в детстве тонула на большой реке. «В шесть лет на Волге», — уточнила Таня. В заключение Борис Михайлович предостерег Каменева: «Бойтесь высоты!» Татьяна подумала, что речь идет о самолете: «Я же говорила, что нужно ехать поездом!» Она не поняла, что имеется в виду другая высота… Кстати, и Горький проявлялинтересную особенность: он предвидел вопрос собеседника — стоило его только начать, как он тут же отвечал, не дожидаясь конца вопроса12.

Это, как и все необычное, неподвластное разуму, привлекало Анастасию Ивановну, в конце жизни опубликовавшую книгу «О чудесах и чудесном». А вот политика ее не интересовала. Так, Каменев однажды упомянул о газетах. Горький на это заметил: «Анастасия Ивановна их не читает». Могло создаться впечатление, что речь шла только об эмигрантских изданиях, поэтому Цветаева уточнила: «Я не читаю никаких газет». Позже я слышал от нее о четырех исключениях за всю жизнь: 1) смерть Толстого; 2) дело Бейлиса; 3) в 1917 году, «когда Россию делили Керенский и Корнилов»; 4) в лагере, «когда организовывалась ООН и политзеки на что-то надеялись». Затем бросила и никогда больше в газеты не заглядывала.

Месяц у А. М. пролетел незаметно. Днем она подолгу слушала его, а ночью в своем номере в отеле «Минерва» записывала эти разговоры, повторяя все сказанное «по свежим следам памяти». Так рождалась книга о Горьком.

На пребывание у знаменитого писателя Цветаева получила двухмесячный отпуск. Она решила съездить на неделю к сестре, жившей в маленьком французском городе Медоне, а затем вернуться в Италию. А. М. считал, что проще было бы ему пригласить Марину Ивановну в Сорренто, однако А. И. хотела увидеть всю семью сестры. Ей уже трудно было расстаться с Горьким, который магнетически притягивал к себе. Тем с большим упорством, перебарывая себя, она настаивала на своем решении.

В «Воспоминаниях» рассказано, как Горький уговаривал ее отложить поездку к сестре хотя бы на один день, чтобы посмотреть закат над Неаполем, и как она ему сказала: «Пусть решает судьба!» (если виза пришла — она поедет, не пришла — задержится). Затем идет такой диалог:

«— Еду, Алексей Максимович! Виза пришла. Я взяла билет.

— А! Чорт возьми…

Рука Горького <…> круто опустилась к карману.