Новый Мир ( № 10 2009)

“Резюмируя, можно сказать, что главное амплуа русских в современных компьютерных играх — дикий, кровожадный варвар, рвущийся к власти (мировому господству или же всего лишь контролю над преступным миром — зависит от жанра). <...> Тем не менее российская индустрия компьютерных игр до сих пор не выработала сколько-нибудь позитивного образа России, хотя бы в масштабах местного рынка (на мировом она попросту незаметна)”.

Григорий Ревзин. Певец сакса и секса. — “Власть”, 2009, № 27, 13 июля

<http://www.kommersant.ru/vlast.aspx>.

“Пока [Аксенов] жил, можно было ну просто не соглашаться. До определенного момента это даже приятно, не соглашаться со своими родителями, потом это больше горько, чем приятно, но все равно можно. А теперь просто умер, и принять, что ты его не понимаешь, не принимаешь даже, — это значит уже окончательно расписаться в том, что с этим поколением ты не нашел общего языка. Оно ушло, а ты пока остался и так и стоишь со своим „не понял””.

“<...> он принимал Запад не как идею, не как культуру, не как философию, а вполне непосредственно — как последнюю моду. Мода — такая вещь, что в ней нет ни идеи, ни смысла, ни добра, ни зла, ее единственная функция в том, чтобы выделить момент времени. Сегодняшний день, протекание моей жизни вот в эту минуту. Собственно, в этом протекании, пожалуй, не залог счастья, его все равно нет, но некий источник положительных эмоций. Современность течет. Берега усижены бесконечным телом неподвижной советской жабы, но я-то тут протеку, пробьюсь свободным и диким воем моего саксофона, напором моей машины, силой моего тела, содроганием моего оргазма”.

“Я не люблю современность, в ней, на мой взгляд, мало достоинств. Я не ценю моду. Я совсем не люблю джаз. Я не могу принять Аксенова. Наверное, настолько, насколько не принимаю себя”.

Олег Сивун. “Что я должен делать?” Беседовал Дмитрий Бавильский. — “Частный корреспондент”, 2009, 9 июля <http://www.chaskor.ru>.

“Это не просто роман, это поп-арт-роман. В данном случае „поп-арт” никак не отделим от „романа”. Так вот, поп-арт-романом он называется по двум причинам: во-первых, была попытка перенести принципы художественного поп-арта в литературу; во-вторых, речь в тексте ведет романный персонаж, точнее, маска романного персонажа. В России, по всей видимости, особенно ревностно относятся к жанру романа, но для того, чтобы роман жил — и литература вместе с ним, — он должен меняться, принимать разные формы, надевать различные маски, уходить от определения самого себя”.

“Сказать про поэта, что он поэт на уровне, — это, в общем, оплеуха”. “Нейтральная территория. Позиция 201” с Сергеем Гандлевским. Участвуют Леонид Костюков и Дмитрий Ицкович.— “ПОЛИТ.РУ”, 2009, 30 июля <http://www.polit.ru>.

Говорит Сергей Гандлевский: “Если про Лосева совсем коротко, то на днях мне с недоумением сказали: „Странно, он не из самых известных поэтов, а индекс цитирования чуть ли не самый высокий”. Мне как раз это не кажется странным. Он вернул нам — чуть наведя на резкость — весь этот наш застольный треп. Он, в литературном смысле, родом из застолья (недаром его первая книжка называлась „Памяти водки”). Весь этот наш треп, который представляет собой странную смесь учености и зубоскальства, он нам вернул, убрав лишнее. (Совсем не исключаю, что у Лосева участь будет вполне грибоедовская — он разойдется на цитаты.) <...> Я думаю, что это лосевское стихослагание — принципиально дилетантское, психически дилетантское (хотя мастер и профессионал был потрясающий!), альбомно-застольное, никого ни к чему не обязывающее… Можно выслушать сидя, не обязательно вставать по стойке „смирно”, — этой лирике обеспечена долгая жизнь. Кто-то сказал, что вкус — нравственность поэта. Я бы сказал, что умение переключаться из жанра в жанр — это ум поэта. Лосев и вообще, и литературно — чрезвычайно умный человек”.

Роман Тименчик. “Те, кто не понимает, что б/п — это беспартийный, пусть читают облегченную биографию Ахматовой”. Беседу вел Глеб Морев. — “ OpenSpace ”, 2009, 23 июля <http://www.openspace.ru>.

“Вообще ни один человек не является только филологом, все-таки тогда он эдакий флюс, в смысле Козьмы Пруткова. Он еще отец, муж, сын, человек своей эпохи, избиратель, пешеход, спортсмен, бильярдист, пассажир, участник исторического процесса. И вот вы говорили, а я подумал. Давайте перенесемся назад и представим себе, что вот Виктор Борисович Шкловский залезает в 1917 году на броневик и куда-то на нем мчится, а мы говорим: „Виктор Борисович, вы бы лучше описали нам, как сделан ‘Дон Кихот‘ и ‘Опавшие листья‘ Розанова, и отрецензировали бы книгу Бродера Христиансена, а уж потом…”. Или сказать то же Борису Михайловичу Эйхенбауму в том же 1917 году. И так далее, и так далее. Не одной филологией жив человек, замахнувшись на перефразирование, скажу я”.

Валентин Толстых. Человек мысли. Идейный человек. — “Литературная газета”, 2009, № 30, 22 —28 июля.

Среди прочего: “Вспоминаю, как, послушав в течение часа песни и баллады „хрипуна” Высоцкого (у меня дома, на магнитофоне), не скрывая волнения, Михаил Александрович [Лифшиц] сказал фразу-мысль, которую я запомнил: „Это очень объективно и потому высокохудожественно””.

Михаил Угаров о Театре.doc и “новой драме”. Беседу вела Анна Гилёва. — “ OZON.RU ”, 2009, июль <http://www.ozon.ru>.

“Театр.doc такой маленький, что он всегда соберет 60 фриков на вечер. А если бы у нас был зал на 1000 мест, никакого бы Театр.doc не было, был бы обычный кондовый театр с забавными вещами, которые не грузят”.

“А в основном сегменте наложен категорический запрет на реальность. Из этого же исходят правительство и все властные структуры, невыгодно, чтобы люди видели реальность. Выгоднее видеть идеологему, историю. У нас же очень любят биться на поле истории, на поле прошлого. Битв на поле современности почти нет. А вот за прошлое можно убить друг друга, за Полтавскую битву, например. Это очень выгодно идеологам и народу тоже выгодно. Они тут друг друга нашли, мы тут лишние”.

“Это же все средства безопасности — парики, кринолины, история, очень безопасно все фэнтези. Это территория безопасности — потому что ко мне не имеет вообще никакого отношения. А вот если близко ко мне подходят, то это зона тревоги. Зону безопасности очень хорошо ловят люди, делающие сериалы, там же все замечательно, бесконечная сказка, все нереально, и это очень комфортно”.

“Первое — это государство и я как неизбежно непримиримые враги. Бывают мягкие периоды, бывают жесткие, сейчас мы опять в какой-то мрак пошли. Второй очень сильный вопрос — это религия, конкретно Русская православная церковь, что она делает — это тоже такая тема, считается, что не надо ее трогать”.

Андрей Фефелов. Храм и терем. — “Завтра”, 2009, № 30, 22 июля.

Среди прочего: “Владелец журнала, приглашая нас к сотрудничеству, простодушно заявил: „Концепция такова — это журнал для богатых православных”. Батюшка, сидящий рядом со мной, нагнулся к моему уху и шепнул: „Странно, что такой журнал не назвали, к примеру, ‘Игольное ушко‘...””.

Алексей Цветков. Что остается. — “Свободная среда”, 2009, 23 июля <http://www.inliberty.ru>.

“Взлет западной оркестровой музыки вообще уникален в мировой истории, и нет никакой гарантии, что он будет длиться вечно. В свое время масштабная эпическая поэзия была как бы сердцевиной высокого искусства, но сегодня мало кто всерьез сожалеет, что она полностью покинула сцену”.

Человек во вселенной. Клод Леви-Стросс в беседе с Константином фон Барлевеном и Галой Наумовой. — “Вестник Европы”, 2009, № 25.