Новый Мир ( № 10 2010)
Шрифт:
Как внутри головы тихий дождь свои песни поет.
Нелегка моя жизнь —
Каждый шаг, каждый вздох выверяй,
На руках не пройтись —
Как ведро, перельюсь через край.
Вы простите ту чушь, что наплел я на радость молве, —
Я не тот, кем я был, — тихий дождь у меня в голове.
Страх темноты
Я — Реджинальд Крак, я боюсь, когда мрак,
И
Я привык всегда брать
Медвежонка в кровать
И свой палец сосать или грызть.
Слушать мамин рассказ,
В туалет пару раз —
Лишь тогда засыпаю вполне,
Я — Реджинальд Крак, я боюсь, когда мрак,
Не захлопывай книжку на мне.
Севриновский Владимир Дмитриевич родился в Москве в 1975 году, окончил Государственный университет управления, кандидат экономических наук. Работает финансовым директором девелоперской компании. Прозаик, переводчик. Рассказы публиковались в журнале «Полдень. XXI век» и в ряде сборников, в издательстве АСТ выходила (в соавторстве) повесть.
В переводах В. Севриновского публиковались стихи британских поэтов Уильяма Конгрива, Уильяма Вордсворта и Дилана Томаса; он переводил Джорджа Байрона, Уолтера де ла Мара и других. Из прозаических произведений перевел документальную повесть Джона Кракауэра «Навстречу дикой природе». Лауреат международного конкурса поэтического перевода «Пушкин в Британии — 2010» (2-е место). Живет в Москве, значительную часть времени проводит в странах Азии и Южной Америки.
Год за год
Окончание. Начало см.: “Новый мир”, 2010, № 9.
Записи
2008 год
1 июля, Париж.
В “моем” кафе наискосок от дома сменились хозяева (парижане на пришлых). Вместо прежнего благородного шарма — пластик, плазменные экраны, “ковровые” картинки на стенах. “Что делать? Все нуждается в обновлении, — избегая в глаза смотреть, ответил мне за стойкой знакомый бармен, — основная команда сохранилась, все-таки приходите”. Его и самого не узнать: прежде бабочка, длинный фартук, теперь вихры и джинсовка.
В субботу днем нажал кнопку “РТР-Планета”. “Джазмен” Дм. Киселев, который, помнится, любил лет десять назад брать интервью у Пригова: “Сегодня 555 (!) лет со дня падения Византийской империи. Сегодняшний наш разговор об этом”. В той же передаче патриотка, доктор истор. наук Нарочницкая: “ Уже в эмиграции Семен Людвигович Франк в сборнике „Из глубины” написал…” Сборник “Из глубины” готовился веховцами в 1918 году под большевиками.
Но некому поправить болтунью.
Стиль — это человек. В этом смысле меня всегда настораживает, когда говорится, что, мол, поэт выбирает свой путь, свой стиль, свою поэтику. Выбор предполагает волевое решение. Тогда как стиль связан с поэтом более тесно; тут, кажется, в выборе он не властен (во всяком случае, не вполне властен). Стиль первичнее выбора, выбор только отшлифовывает и подкрепляет данность лирической манеры, вытекающую из характера личности.
Казалось бы: вещи социальные устаревают скорей всего. Но вот от Замятина лучше всего помнится “Мы”, а от Пильняка “Повесть непогашенной луны”. Уцелеют ли во времени хотя бы вот на таком же уровне “Раковый корпус” и “В круге первом”? Ведь сейчас такие настроения и такое чувство, что русская литература (да и мировая большая, Томас Манн, например) устарела сразу и вся. На поверхности остались лишь головастики, раздуваемые тусовкой.
Не забыть нам ни ареста Володина, ни последних глав “Ракового” в цветущей Азии. Сколько нравственного, душу переворачивающего света! Неужели в скором будущем это уже никому ничего не скажет?
Французский скульптор XVIII столетия Бушардон. В Лувре имеются две его мраморные скульптуры, равно убедительные и вдохновенные: “Христос с крестом” и “Амур, делающий себе лук из палицы Геркулеса”.
Вообще французское христианство этого времени — нечто удивительное. Помнится старый анекдот. Армянскому радио задают вопрос: что будет от скрещения ежа и ужа? Ответ: колючая проволока. А от скрещения религиозного пиетизма и игривого скептицизма французского XVIII века получилась кровавая революция.
2 июля.
Снились: по-версальски стриженные жесткие и граненые шпалеры кустов. Но исключительно мягкий и не предназначенный для показа подлистник . (Приснилась и эта фраза.)
“Вещь в себе”, юродивый “поэт-теоретик” Вел. Хлебников назвал в стихах о Кшесинской казненного Николая II “катом (палачом) ста народов”. Ну ладно, с него, как говорится, взятки гладки. Но вот через 6 лет после казни государя с семейством 30-летний, мягкий, интеллигентный (и сам мучительно больной!) Тынянов, безусловно зная хотя бы в общих чертах о екатеринбургской бойне, не дрогнув и с похвалой цитирует эти строки Хлебникова. (А чуть позже Хармс и вообще пишет глумливую абсурдистскую драму о царском семействе.) Что у них
у всех было в голове и сердце? Нам (мне, во всяком случае) этого уже не постичь.
3 июля, четверг.
И местечковое может “оказаться” монументальным. А какие крупные красные, синие, зеленые пятна — глаз не оторвать. Плафон Шагала в Гранд-опера. Он писан в 1964 году. А в 1965-м у Миши Фадеева (на Горького) я рассматривал только-только, очевидно, вышедшую тогда в Париже книгу об этом плафоне (его мать, известная мхатовская актриса Степанова, привезла ее из своих парижских гастролей). Как сейчас помню: в соседней комнате — серьезная пьянка, а я разглядываю-раскладываю складень страниц — там были и эскизы, и весь процесс работы, и фото старика Шагала, лежащего под потолком на лесах…