Новый Мир ( № 10 2013)
Шрифт:
На берегах Воркуты
Столбы уходят в туман —
Там живут зэка,
Желтые, как банан.
Угль воркутинских шахт
Ярким огнем горит.
Каждый кусок угля
Кровью зэка обмыт...»
Далее — о первоисточнике песни: «Стихотворение о несчастном китайском мальчике Джек Алтаузен написал в соавторстве с Борисом Ковыневым. Называлось оно „Повесть о капитане и китайчонке Лане” и вышло отдельной книжкой в 1928 году».
«Солженицына
«Филфак МГУ в то время [в начале 50-х] был местом жутковатым. На меня смотрели косо, потому что на факультете я единственная не вступила в комсомол. Конечно, было и стукачество. В отличие от школы, где у меня было много подруг, я участвовала во всех затеях и даже была заводилой, в университете я была зажата. Как-то, когда строилось здание МГУ на Воробьевых горах, мы очень долго работали на воскреснике, таскали мусор, и, когда я предложила: „Не пора ли домой?”, — одна девочка сказала: „А коммунизм кто будет строить?”. На полном серьезе. А что МГУ строили заключенные, мы и понятия не имели. Конечно, идеология на многое влияла. Помню, еще в третьем классе мы шли с подругой и вдруг увидели в витрине книжного магазина маленький портрет Сталина. Она сказала: „Ну, это просто вредительство — изображать его таким страшным”».
Михаил Сухотин. «Кибиров на меня точно не влиял». Анна Голубкова поговорила с поэтом о неофициальной жизни 1980-х, наследии Вс. Некрасова и свободной конкуренции в литературе. — « Colta.ru », 2013, 5 июня < http://www.colta.ru >.
«Влияли Некрасов, Пригов и Рубинштейн. Именно то, что они были разными, помогло не впасть в подражательность. Да и акценты в этих влияниях устанавливались не сразу. Сейчас они совсем другие, чем в конце 80-х. Влияли тогда главным образом своим отношением к искусству, взглядами на его историю, на то, какими новыми возможностями обладают слова сказанные, написанные, умалчиваемые, как взаимодействовать могут текст и контекст, как читатель (слушатель) втягивается в процесс создания вещи почти наравне с автором, а сама вещь становится как бы „прозрачной”, проницаемой (таким, мне кажется, становится слово на картинах Булатова, например), как выявляются в поэзии самые основные, фундаментальные основы ее природы — речевые (диалогичность, ситуативность), как текст становится перформансом, как работает фрагмент, и на много еще чего взглядами влияли. Вообще я думаю, что весь круг этих представлений и идей (если говорить только о словесности, а не об искусстве в целом, хотя все они — общее достояние, конечно, а у нас во многом связаны и с миром художников, акционистов), — это некоторая сумма, отмечающая принципиально новую эпоху в поэзии».
Анна Темкина. Настоящий мужчина. — «ПОЛИТ.РУ», 2013, 12 июня < http://www.polit.ru >.
«Кто в современной России считается „настоящим мужчиной”? Есть ли в стране гегемонная маскулинность? И какова она? Попытаемся ответить на этот вопрос, обратившись к двум заметным романам, получившим литературные премии 2012 года: „Немцы” Александра Терехова (премия Нацбест) и „Крестьянин и тинейджер” Андрея Дмитриева (премия Русский Букер)».
«Для начала проясним, что понимается под термином „гегемонная маскулинность”. <...> Гегемония — это идеологический конструкт, задающий нормативные модели „настоящей мужественности”, диктующей и стратегии успеха, и его субъективное ощущение некоторых групп мужчин, которые занимают властные позиции и которые способны их поддерживать».
«Маскулинность, претендующая на гегемонию, подчиняет даже не женщин (женщины всерьез как конкуренты не рассматриваются). Она выстраивается за счет порабощения других мужчин и диктует закон массы: „Вы — стадо баранов! Вы не видите, что волки вокруг! Слабых будут резать!”».
Ирина Чайковская. «Меня вел за руку мой ангел-хранитель». Интервью с профессором Валентиной Полухиной. — «Новый Берег», 2013, № 40 < http://magazines.russ.ru/bereg >.
Говорит Валентина Полухина: «Запрет на биографию наложил сам Иосиф. <...> Можно предположить две причины, почему он и его наследники закрыли все архивы не на 50, а на 75 лет. Во-первых, биографу придется писать о том, как настойчиво внешние силы вмешивались в его жизнь. Сам Бродский это вмешательство, как мог, игнорировал, но биограф, даже такой талантливый биограф, как Лев Владимирович Лосев, вынужден был в своем „Опыте литературной биографии” Бродского писать о преследованиях поэта. А Бродский хотел, чтобы его ценили и помнили за его стихи, а не за суд над ним и ссылку на север. Вторая причина — донжуанский список Бродского, если его когда-нибудь кто-нибудь сможет составить, он будет подлиннее пушкинского. Я лично так устала отвечать на упреки феминисток разных стран в том, что Бродский плохо относился к женщинам, что придумала формулу: „Иосиф был джентльмен, он не мог сказать женщине ‘нет‘”».
«Так, запретив на несколько лет новые переводы стихов Бродского на английский, Фонд по управлению наследственного имущества Бродского фактически „убил” память о нем в Англии: вы не найдете ни одной книги Бродского ни в одном книжном магазине Лондона или Оксфорда».
Наталия Черных. О сериале и поэзии: преимущества сериала. — «Новая реальность», 2013, № 49 < http://www.promegalit.ru >.
«Поэзия, при всей своей несамостоятельности, дает объем всему, к чему прикасается. Это как сандаловое дерево, растущее на корнях других деревьев. Оно ценно и прекрасно, но это паразит. Придется иметь дело с паразитом. Это очень важно прочувствовать; поэзию такое определение унизить не может. Древние боги циничны; они не обидятся за паразита; тем более — Пан, Аполлон и Дионис, эта песнотроица. Поэзия гораздо более унизительна, чем сериал и частная жизнь, но совершенно по-другому. Она дает любовь, дружбу, жертвенность, идеал — но забирает солидность. Поэта могут бояться, но уважать его не будут никогда».
Наталия Черных. Стихотворение, как умело рассказанная история. — «Новая реальность», 2013, № 49.
«Посмотри одним глазом — какой корпус литературы, какие поэты! Посмотри обоими глазами — ничего нет».
«Удивительно самой, но я не верю в то, что человек, хорошо умеющий написать историю, способен на сильное и глубокое чувство».
Варлам Шаламов. Друг Яков. Фрагменты воспоминаний. Публикация Валерия Есипова. — «Новая газета», 2013, № 66, 21 июня.
«Одним из самых верных друзей В. Т. Шаламова был Яков Давидович Гродзенский (1906 — 1971). Они сблизились еще в юности, в 1920-е годы в Москве, затем был большой, более чем двадцатилетний, лагерный перерыв (у Шаламова — на Вишере и Колыме, у Гродзенского — в Воркуте), встретились снова лишь в 1957 году. Сохранилась их переписка, а также воспоминания Шаламова о Гродзенском. Рукопись воспоминаний, хранящаяся в РГАЛИ, ввиду трудноразборчивого почерка писателя расшифрована не до конца (что отмечено угловыми скобками). <...> Стихотворение Шаламова „Я думал, что будут о нас писать…” также публикуется впервые» (от публикатора).
Цитата из Шаламова: «Одним из самых больших оскорблений, которые жизнь мне нанесла, был не тюремный срок, не многолетний лагерь. Вовсе нет. Самым худшим оскорблением была необходимость добиваться формальной реабилитации индивидуальным порядком. Это было глубочайшим оскорблением».
Валерий Шубинский. Ревизия, или Новые предки. Валерий Шубинский задается вопросом о том, что мы хотим унаследовать и от кого — от Пушкина и Тютчева или от Булгарина и Полевого. — « Colta.ru », 2013, 25 июня < http://www.colta.ru >.