Новый Мир ( № 11 2004)
Шрифт:
Киноклассика.
Юрий Бондарев. Без милосердия. Роман. — “Наш современник”, 2004, № 7, 8 <http://nashsovr.aihs.net>.
Художественная фальшь диалогов поразительная. Люди так не говорят.
См. также: Юрий Бондарев, “Красота, красота” (из книги “Мгновения”) — “Завтра”, 2004, № 33 <http://www.zavtra.ru>.
Владимир Бондаренко. Смерть безудержного оптимиста. О стихах и гибели Владимира Морозова. — “Литературная
“Судьба Владимира Морозова чем-то близка судьбе Николая Рубцова, чем-то — судьбе еще одного шестидесятника, такого же одинокого и неудержимого романтика, оставшегося верным первым идеалам шестидесятников и ушедшего в мир иной вслед за этими идеалами, Геннадия Шпаликова”.
См. также: Владимир Бондаренко, “Опаленный взгляд Алексея Прасолова” — “Наш современник”, 2004, № 7 <http://nashsovr.aihs.net>.
Алексей Букалов. Итальянский Пушкин. О любви поэта к стране, где он никогда не был. — “Новое время”, 2004, № 32, 8 августа <http://www.newtimes.ru>.
“Однажды Пушкин позволил себе пошутить по-итальянски, с использованием, как говорится, ненормативной лексики. Связана эта шутка была с одним из итальянских знакомых поэта...”
“В ожидании варваров”. Из интервью профессора Бенни Морриса, данного газете “Ха-Арец”. Беседовал Ари Шавит. Выборка и перевод Виктора Голкова. — “Двадцать два” (“22”). Общественно-политический и литературный журнал еврейской интеллигенции из СНГ в Израиле. Тель-Авив, 2004, № 132 <http://club.sunround.com/club/titul22.htm>.
Жаль, что не могу — по понятным причинам — воспроизвести эту во многих отношениях примечательную беседу целиком. Вот — кусочки:
“— Бенни Моррис, в течение двадцати лет ты исследуешь темные стороны сионизма. Ты специализировался на ужасах 1948 года. В конце концов, ты фактически все это оправдываешь? Ты сам сторонник трансфера?
— Нет оправдания насилию, оправдания резне. Это военные преступления. Но само выселение в определенной ситуации нельзя считать военным преступлением. Я не думаю, что выселения 48-го — это военные преступления. Нельзя изжарить яичницу без того, чтобы не разбить яйца. <…>
— Есть что-то жуткое в спокойствии, с которым ты об этом говоришь.
— Если ты ожидал, что я разрыдаюсь, мне придется тебя разочаровать: я этого не сделаю.
— Выходит, когда руководители операции наблюдают, как длинная и страшная очередь из пятидесяти тысяч выселяемых из Лода марширует на восток, ты присоединяешься к наблюдателям? Оправдываешь их?
— Я, безусловно, понимаю их. Мне понятны их побуждения. Я не думаю, что они испытывали угрызения совести, да и я на их месте не терзался бы особыми сомнениями. Не совершив этих действий, им не удалось бы выиграть войну, и государство бы не возникло.
— Значит, ты их не осуждаешь? Они ведь произвели этническую чистку.
— В истории бывают обстоятельства, когда этническая чистка оправдана. Ясно, что это утверждение совершенно неприемлемо с точки зрения XXI века, но когда выбор лежит между этнической чисткой и геноцидом, геноцидом твоего народа, я голосую за этническую чистку. <…>
— Выражение “очистить” звучит ужасно.
— Я знаю, что это слово не воспринимается приятно, однако именно оно использовалось в то время. Я столкнулся с ним в тех документах 48-го года, с которыми мне пришлось ознакомиться.
— Вещи, о которых ты говоришь, трудно слушать и еще трудней их переварить. Ты производишь впечатление человека бессердечного.
— Я испытываю симпатию к палестинскому народу, пережившему страшную трагедию. Я сочувствую беженцам. Однако если наше желание создать здесь еврейское государство было легитимным, у нас не было другого выхода. Невозможно было оставить пятую колонну внутри Израиля. <…> Необходимо воспринимать вещи в разумной пропорции. Речь идет о военных преступлениях малого масштаба. <…> По сравнению с военными преступлениями русских, совершенными после Сталинграда (выделено мной. — А. В. ), это ноль. <…>
— <…> Ты имеешь в виду, что Бен-Гурион выселил слишком мало арабов?
— Если уж начал выселять, вероятно, надо было довести работу до конца. Я понимаю, что мои слова взбесят арабов, либералов и многих политиков. Но у меня есть чувство, что это место было бы более тихим и менее многострадальным, если бы дело было сделано. Если бы Бен-Гурион по-настоящему вычистил страну. Весь Израиль до Иордана. <…>
— Я затрудняюсь понять. Значительную часть ответственности за ненависть к нам палестинцев несем мы сами. Ты ведь и сам доказывал, что палестинцев постигла историческая катастрофа.
— Правильно. Но когда пытаются обезвредить серийного убийцу, не так уж важно разобраться, в силу каких причин он им стал. Важнее арестовать его или ликвидировать.
— Объясни мне эту аналогию. Кто в данном случае серийный убийца?
— Варвары, жаждущие нашей крови. Те, кого палестинское общество уполномочило совершать теракты, и в значительной степени само это общество. В настоящий момент оно пребывает в душевном состоянии серийного убийцы. Это очень больное общество. Душевно больное. К нему следует относиться так же, как относятся к одиночкам, становящимся серийными убийцами. <…>
— В роли левого ты мне представляешься довольно-таки правым.
— Я стараюсь быть реалистичным. Мне известно, что это не всегда кажется политически корректным, но я полагаю, что постоянное желание выглядеть политкорректным может отравить историю. Это усложняет нашу способность видеть истину. В этом случае я действую, как Альбер Камю. Он считался левым, и притом человеком совести, но когда речь зашла об алжирской проблеме, он заявил, что мать первичнее, чем совесть. Забота о своем народе важнее универсальных моральных принципов”.