Новый Мир ( № 11 2005)
Шрифт:
Виктор Топоров. Фантаст родился. — “Взгляд”, 2005, 17 августа <http://www.vz.ru>.
“На „фантастических” страницах (а их большинство) роман проваливается в такую бездну, что кажется, будто его сочинил не автор „Оправдания”, кондиционной „Орфографии” и вполне качественной, хоть и вторичной лирики, а какой-нибудь непоправимо бессмысленный турбореалист, с ног до головы увешанный погремушками от престарелого Дона Натановича Руматы. <…> Ведь в случае с „Эвакуатором” мы имеем дело не с творческой неудачей несомненно одаренного автора, а с поразительным по своей беспомощности и безнадежности художественным провалом. Вторичный блеск всего, что делает в литературе [Дмитрий] Быков, оборачивается здесь даже не треском, а пшиком”.
Александр Трофимов. Таинство сказки. Гоголь и Андерсен. — “Завтра”, 2005, № 34, 23
“Гоголь — величайший наш сказочник”.
Валерий Фатеев. Сокровища нибелунгов — для ковбоев. Американский след в деле о трофейных ценностях. — “Политический журнал”, 2005, № 27, 15 августа.
“В июне 1945 г. американские войска незаконно вторглись в советскую оккупационную зону и с одобрения президента Трумэна вывезли миллионы единиц культурных ценностей из находившихся там сотен [немецких] хранилищ. Содержимое еще 667 хранилищ в самой американской зоне также досталось янки и вскоре оказалось за океаном. Одним из многочисленных примеров присвоения советской собственности стало изъятие американцами в 1948 г. рисунков Дюрера с мюнхенского сборного пункта культурных ценностей. В свое время рисунки, нравившиеся Гитлеру, были вывезены нацистами из Львовского музея, где они находились с 1840-х гг. После войны, всячески препятствуя возвращению музейного имущества во Львов, директор Мюнхенского хранилища Стюарт Леонард через третье лицо переправил их в Нью-Йорк, и нынешнее местонахождение дюреровских шедевров неизвестно”. Автор статьи — главный специалист по охране памятников истории и культуры Московского городского отделения ВООПИК.
Константин Фрумкин. Заметки о теории пассионарности Льва Гумилева. — “Время искать”, Иерусалим, 2005, № 11, май.
“Понятие „пассионарность”, как и многие положения гумилевской теории этногенеза, может быть сохранено даже при условии, что возникновение пассионарности будет истолковано как результат комбинации социальных [а не космических] факторов”.
См. также беседу Дениса Тукмакова и Эрнеста Султанова “Звезда пассионария” (“Завтра”, 2005, № 30, 27 июля <http://www.zavtra.ru> ).
Фолькер Хаге. Чувства, погребенные под обломками. Как немецкие писатели справлялись с темой бомбежек. Перевод с немецкого Кирилла Левинсона. — “Неприкосновенный запас”, 2005, № 2-3 (40-41).
“Если осознание совершенных нацистами преступлений и массовых убийств приходило к немцам после образования ФРГ лишь медленно и с трудом, то ощущение новой угрозы — атомной — возникло быстро и непрерывно крепло. Пожалуй, не будет большой ошибкой предположить, что многие немцы, участвовавшие в международном движении против ядерной бомбы (в первых рядах которого был и Андерс, опубликовавший в 1959 году свои „Тезисы о ядерной эпохе”), вспоминали о том страхе, которого они натерпелись во время ночных авианалетов, то есть что в их воображении картины грядущих ужасов смешивались с воспоминаниями об уже пережитых. Возможно, за мотивами людей в Германии, протестовавших в массовом порядке против атомных вооружений (это был первый случай появления крупной внепарламентской оппозиции в ФРГ), скрывались их отложенный протест против реальных бомбардировок германских городов и неосознанное возмущение по поводу атомной бомбардировки, например, Берлина или Дрездена, которая хоть в реальности и не состоялась, но, возможно, лишь потому, что война успела чуть раньше закончиться”.
Егор Холмогоров. Кредо националиста. — “АПН”, 2005, 28 июля <http://www.apn.ru>.
“ Нация — это совокупность людей, живущих на определенной территории, являющихся или желающих быть гражданами одного государства, объединенных общей историей и решимостью продолжать эту историю дальше, то есть общими планами на будущее. То есть в случае России Нация — это те, кто живет и хочет дальше жить в России, которые свою судьбу связывают с ее судьбой и кто именно во имя этой будущей судьбы желает самостоятельно, без подсказок из-за рубежа, определять дела страны и государства. <…> Нация состоит не только из тех, кто живет, но и из тех, кто умер недавно или давно, из наших прадедов и пращуров. И все они имеют право голоса в обсуждении, как нам жить дальше”.
“Если какой-то русский человек не нужен „миру”, он все равно нужен России. <…> Точно так же и Россия в целом не нуждается в оправдании своего существования интересами мира, Европы, Америки или какими-то „высшими идеалами”. Здесь, в этом пункте, альфа и омега русского национализма. Россия должна быть потому, что она есть, а не потому, что кто-то извне считает, что она должна выполнять в мире какую-то функцию, без которой она бесполезна ”.
См. также: Егор Холмогоров, “Кредо националиста” — “Завтра”, 2005, № 33, 17 августа; № 34, 23 августа <http://www.zavtra.ru>.
См. также: Егор Холмогоров, “Кредо националиста” — “Спецназ России”, 2005, № 8, август <http://www.specnaz.ru>.
Александр Храмчихин. Россия, которую мы потеряли. Второй раз за столетие. — “ GlobalRus.ru ”, 2005, 8 августа <http://www.globalrus.ru>.
“Октябрь 93-го был не столько гражданской войной, сколько войной между Россией и СССР (недаром среди „защитников парламентаризма” так велика была доля граждан других стран бывшего Союза). Открытую, „горячую” войну выиграла Россия. Холодная война, однако, продолжилась, и ее выиграл СССР. Еще тогда, в 93-м, интерпретация реальности была полностью отдана проигравшим, чем они блестяще воспользовались. В итоге мы получили руководство, которое просто не считает страну своей. Их страна — СССР, а Россия — чужая, даже враждебная, поскольку состоялась в 91-м как отрицание СССР. Поэтому ее и не жалко, ее можно просто разворовывать, а дальше — хоть потоп”.
Александр Храмчихин. Разделять режим и Отечество. — “Искусство кино”, 2005, № 5.
“Однако без малейшего преувеличения именно наша страна отстояла свободу для всего человечества, причем, вполне вероятно, ценой будущего самой России (потери оказались настолько велики, что восстановление человеческого потенциала стало, похоже, невозможным). Ни одна страна, ни один народ в истории человечества не спасали сразу всех homo sapiens . Только нам это удалось”.
“Франция, получив в мае 40-го такой же удар, какой мы испытали в июне 41-го, развалилась и сдалась практически мгновенно. После войны французы, которых лично де Голль включил в число победителей, создали интересную сказку о Сопротивлении, в которую сами до сих пор верят (для справки: в рядах Сопротивления погибли примерно двадцать тысяч французов, а в рядах вермахта на Восточном фронте — не менее сорока тысяч). Они не были готовы драться не только до последнего, но, как правило, и до первого солдата. Про другие западноевропейские нации и говорить нечего. Братья-славяне (поляки и югославы) сопротивлялись немцам более активно, но и они не имели шансов. Свободолюбивая Европа покорилась тоталитарному режиму Гитлера и приспособилась к нему, дожидаясь, что их освободят другие. Если у нас было много предателей, то народы Европы почти целиком оказались такими (курсив мой. — А. В. ). В отличие от советских людей, у них не было оснований обижаться на собственную власть <…>. Европейцы предали самих себя, свои декларированные идеалы. Они не понесли чудовищных потерь, как мы, не посчитали свободу той ценностью, за которую стоит умирать, и „великодушно” дали возможность другим умирать за их свободу”.
Вадим Цымбурский. Цивилизация и ее геополитика — сквозь “Письмо вождям Советского Союза”. — “АПН”, 2005, 25 августа <http://www.apn.ru>.
“А на севере декабристы к середине 1820-х стягиваются вокруг Русско-американской компании, чей управитель К. Рылеев твердо продолжает геополитику, выработанную за четверть века предшественниками. Геополитику, добившуюся от Александра I объявления Берингова моря внутренним морем России, заложившую форт Росс в Калифорнии, вгрызающуюся в американский континент, дабы развитием хлебопашества снизить зависимость от петербургского привоза, прощупывающую шансы суверенитета над Гаваями как большой стоянкой. Так впервые занятно встретились Соединенные Штаты и Россия: первые — поднимая континентальную доктрину Монро, вторая — пытаясь замкнуть морское кольцо на севере Пацифики. Декабристы Русско-американской компании представляют, таким образом, второй вариант декабристского восточничества, скорее дополняя, достраивая пестелевский, чем с ним конкурируя (изумительна фигура Д. Завалишина, связанного с компанией полуформально, но совершенно одержимого идеей Русской Америки как пространства русской свободы)”.