Новый Мир ( № 11 2006)
Шрифт:
Антиморализм и аморализм — вовсе не синонимы.
Из рассказов Н. П. Смирнова35. О том, как однажды Луначарский в редакции «Нового мира», услышав убедительный рассказ о том, что одна из внучек Горького фактически его дочь, так разволновался, что снял пенсне и столь яростно стал протирать их, что сломал. Он говорил: «Как этот человек разложился!..» Интересно, какая же из внучек? Я уже слышал это и допускаю это, при всей любви Горького к сыну, он мог быть снохачом.
Прейскурант «Коктейль-холла» читался как роман... Малиновая
Последние номера перед закрытием ресторана музыканты доигрывали, зевая, разговаривая друг с другом, как бы совершенно не обращая никакого внимания на зал. Барабанщик между ударами проникновенно чистил ногти. Но — самое удивительное — музыка текла без перебоев, по какой-то волшебной инерции, ничуть не менее слаженная, чем в начале вечера...
Я помню исторический момент, как впервые прозвучала острота: «Жираф — это сумбур вместо лошади». Это было весной 36 года, вскоре после известной статьи. Сказал это А. Д. Дикий в подвальчике «Тбилиси». Третьим был Миша Светлов36.
О. М. Брик об Асееве: «Это человек одновременно сентиментальный и бессердечный». (В разговоре. Осень 1940 г.)
Про художественную выставку, помещающуюся в бывшем Манеже, москвичи говорят: «Когда там находились лошади, говна там было меньше».
— Хорошая пьеса, только немного слабовата по линии драматургии, — как сказал один театральный директор.
Когда С. М. Эйзенштейну незадолго до его смерти рассказали, что Марку Донскому поручено в кино ставить новый вариант горьковской «Матери», то он спросил: «А кто же будет ставить „Броненосца ‘Потемкина‘”?»
Если вдруг опрокинуть решето с картошкой, то наверху окажутся те клубни, которые раньше были внизу. Эвакуация тоже перемешала писательский мир, и в Чистополе наилучшим образом оказались устроенными совсем не те, кто лучше других жил в Москве (исключаю немногих лауреатов, приехавших с крупными сбережениями и встреченных особым вниманием райкома). Во-первых, это те, кто приехали чуть-чуть раньше, т. е. до драматических событий октября, и, во-вторых, те, кто оказались обладающими особой провинциальной ловкостью, которая совсем не то, что ловкость столичная, с иными навыками, связями, ходами. Маленькие писатели А. П. и М. Е. живут по-царски. Пастернаку такой быт и не снился. Оказалось, что П. и Е. здесь все умеют, все понимают, всего легко добиваются. Но, конечно, при новом перемешивании, если произойдет реэвакуация, наверно, снова все восстановится и П. и Е. окажутся внизу, а другие наверху.
Есть всего два способа работы в искусстве: импровизация и подвижничество... Это я услышал однажды от В. Э. Мейерхольда и чем дольше живу, тем больше понимаю, как это верно и умно.
Оказывается, этот парикмахерский текст «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…» написал Альвэк37, тот самый непримиримый Альвэк, который был другом Хлебникова и имел претензию считаться его единственным душеприказчиком и наследником.
Из рассказов Е. Н. Верейской38. М. Добужинский был близорук. Поэтому он как бы всегда смотрел щурясь и свысока. Его считали гордецом и суровым человеком из-за его замкнутости, которая на самом деле прятала его страшную застенчивость. Однажды муж Е. Н. сказал ему: «Знаете ли вы, как вас боятся ваши ученики?» Добужинский ответил: «Знают ли они, как я их боюсь?»...
Юрий Олеша представляет себе социализм как грандиозный Парк культуры и отдыха. Его сценарий «Строгий юноша» — сладкая чепуха. Физкультурники на стадионе рассуждают о новой морали. Уж лучше самый ползучий бытовизм!
В середине двадцатых годов С. Есенин писал пьесу «Номах» (т. е. Махно). Совершенно ясно, что в ней отразились его тревоги о судьбе русского крестьянства. Так вот, там есть такая неслучайная фраза: «Подождите, лишь только клизму мы поставим стальную стране...» И поставили! Еще о том, какими угадчиками бывают истинные поэты.
Рассказ Мейерхольда о том, как Анна Павлова пришла с кем-то неузнанная на конкурс на танцевальную площадку и из трех призов не получила ни одного.
Примечания
1 Попова Эмма (Эмилия) Анатольевна — актриса БДТ, любимая женщина Гладкова последнего десятилетия его жизни.
2 Крючков Петр Петрович (1889 — 1938) — секретарь М. Ф. Андреевой, затем А. М. Горького. Вероятно, исполнял поручения ГПУ (Ягоды) по слежке за писателем, контролировал доступ к нему посетителей, переписку. На процессе «антисоветского правотроцкистского блока» в марте 1938 года признался в убийстве (отравлении) Горького.
3 Тимоша — семейное прозвище Н. А. Пешковой, жены сына Горького, Максима Пешкова.
4 Стецкий Алексей Иванович (1896 — 1938) — советско-партийный деятель, с 1934 года — главный редактор журнала «Большевик»; был репрессирован.
5 Будберг М. И. (Закревская, Бенкендорф) — секретарь и любовница Горького, которой он посвятил «Жизнь Клима Самгина», женщина сложной и запутанной биографии, о которой Нина Берберова в предисловии к книге «Железная женщина» писала:
«Мура оказалась не тем, за кого выдавала себя до последнего дня жизни <...> умножая ложь и умалчивая слишком о многом. В этом состояла одна из главных задач ее жизни.
Она рано очистила себе путь для легенды: никого не было вокруг, кто мог бы внести поправку в ее рассказы».
В последние годы литературовед Вадим Баранов пропагандирует версию, что именно она подсыпала яд больному Горькому. Замечательно в своем роде, что в «историко-документальном» фильме «Красная Мата Хари» о Закревской-Будберг, прошедшем по телеканалу «Россия», в документальной съемке беседы Горького с Р. Ролланом мужественный голос Армена Джигарханяна за кадром вещает о встрече Горького с… посетившим СССР «самым знаменитым писателем Франции» Луи Арагоном.
6 Левин Лев Григорьевич (1870 — 1938) — врач, профессор Кремлевской больницы, отказавшийся зарегистрировать смерть жены Сталина Н. Аллилуевой как следствие аппендицита, друг и многолетний домашний врач Горького. Лечил также всех членов семьи Л. О. Пастернака. Приговорен к расстрелу на процессе «антисоветского правотроцкистского блока» в марте 1938 года.
7Демин Михаил (псевд., наст. имя Трифонов Юрий Евгеньевич; 1926 — 1984) — двоюродный брат Ю. В. Трифонова, писатель (автор романа «Блатной»), эмигрант, некоторое время работавший в русской службе Би-би-си.