Новый Мир ( № 12 2010)
Шрифт:
Невольно взглянула я вверх — и поняла, что вполне без Бога Истинного обойдусь. Потолок-то высокий, не потолок, считай, а сама крыша. И вот они, балки поперечные, не удосужились их досками обшить.
Высоко, однако. Два моих роста, если не боле будет. Ну куда я гожусь? Невидимкой стать не могу, боги за меня не вступятся, летать не умею.
А вот это колечко зачем? А сюда факел крепится. Сейчас-то не надо, солнечные лучи из узких окошек бьют. Высоко оно вбито, кольцо стенное. Но коли нужда заставляет...
Сунула я клинок за пазуху, примерилась, подпрыгнула — не столько
Он и не глядел. Вышел из комнаты, стройный да ладный. Пожалуй, всего парой лет постарше моего Гармая будет... Моего... Это ж совсем, значит, у меня мозги размякли... Пожалуй, и впрямь брат Худгару. Дюжиной лет помладше... Наследник, видать.
А пришлось бы его рубить сейчас, не догадайся я вверх глянуть. Морозом меня от этой мысли обдало, хотя давно уж не бывала я в морозных землях, уже и слово такое подзабыла.
Дождавшись, когда братец уберется подальше, я осторожно спустилась. Вниз ненамного легче, проще простого с грохотом сверзиться.
Что ж, дело мое почти сделано. Больной готов к операции, и готов лекарь, и готов лекарский инструмент...
Он сидел за ладно сколоченным столиком, и лежала перед ним— вот уж чего не ждала! — большая книга, сшитая из ломких листов пальмовой бумаги. Окунал он воронье перо в горшочек с чернилами и деловито писал. Прямо как я после очередного посетителя...
— Ну, здравствуй, Худгару, — голосом “тени лавины” произнесла я, загораживая собою дверной проем. Комната небольшая, это нехорошо, особо с клинком не поскачешь, за стены зацепишь. И еще одна дверь имеется, как раз за его спиной. А это еще хуже.
— Кто такая? — приподнимаясь над столом, рявкнул он.
— Смерть твоя. — Некогда мне было с ним разговоры разговаривать и шутки шутить. Быстрее сделать дело — и немедленно домой.
Худгару тоже неглуп оказался. Не стал языком чесать, не стал подмогу звать. Одним толчком опрокинул стол, полетела на пол книга, полились густо-синие чернила. Я едва увернулась, не то бы край стола как раз мне по ступне и заехал.
Миг — и солнце блеснуло на коротком, с полтора локтя, мече, который сам собою оказался у него в руке. Серьезный меч, во Внутреннем Доме сработан. Ну да и “средство” мое не хуже будет.
Время, как всегда в схватке бывает, растянулось, точно змеиная кожа. Все чувства мои обострились, мышцы переполнились силой и жаждой действия, глаза подмечали малейшее движение вражьего меча. Не люблю я корень черной луники жевать, пристраститься можно и жизнь свою дурочкой окончить, слюни пуская. Это, пожалуй, пятый раз в жизни будет, когда я на корешок положилась. Но как иначе? Худгару — боец отменный, иначе бы и предводителем разбойным не стал. А я — старая бабка, и спина у меня болит, и сердце тянет. И хоть учил меня наставник сабельному бою, а нечасто его науку применять приходилось. Откуда опыту взяться?
Некоторое время мы кружились возле опрокинутого стола, притом я тщательно следила, чтобы не отойти далеко от двери, не дать ему выскользнуть. Странное дело, Худгару даже и не пытался проникнуть к внутренней двери.
Моя сабля была на пядь, если не больше, длиннее его меча, и это давало мне преимущества. Однако ловок душегуб был до чрезвычайности, мне только и удалось, что зацепить его левую руку. Смешная царапина, толку от нее чуть.
Интересно, кто раньше выдыхаться начнет? Сил-то в нем, в этаком медведе, немерено, а действие корня луники скоротечно. Пожалуй, если кончится мое везение, то зарубит он меня. И не вернусь я в Огхойю, не сумею моим помочь... если им еще можно успеть помочь...
Я рискнула — и ударила “крылом ласточки”. Опасный удар, наискось снизу, трудно от него закрыться. Но если противник закроется, то и тебе мало не покажется — запросто клинка лишишься.
Он закрылся. Сабля по-прежнему осталась в моей руке, но удар его меча был столь силен, что болью пронзило мою кисть. Еще парочка таких ударов — и придется перехватывать оружие левой рукой, а она у меня заметно слабее будет.
Никто из нас не говорил ни слова — берегли дыхание. Да и о чем было говорить? На все свои вопросы он надеялся получить ответ после боя, если удастся победить меня, не убив. Но если и не так — уж лучше, чтобы не у кого было спрашивать, чем некому.
Мне посчастливилось проскользнуть острием сабли по правой его ладони, но совсем слегка, кожу лишь ободрала. В горячке боя он небось и боли не почуял, только по кровяным брызгам и понял, что зацепила я.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, кабы не вмешалась третья сила. Верный Гхири, хищный, злобный, черной молнии подобный. Тихо-тихо он проскользнул в комнату, мигом вскарабкался по стене — и оттуда прыгнул Худгару на шею.
Острые у ящерка зубы, да мелкие. А кожа у разбойника толстая. Чтоб жилы перегрызть, это ж сколько надо животинке челюстями работать.
И ведь не станет Худгару покорно ждать.
Но мне хватило и мгновенья, когда удивленный разбойник повернул голову. Тут же умный Гхири хлестнул его хвостом по глазам.
А я, подскочив, всадила ему клинок в живот. Хорошо всадила, острие из спины вышло. И сейчас же хлынула кровь — густая, темная. Обмяк непобедимый Худгару, наземь повалился, аккурат между ножками стола.
Удар был смертельный, да только не сразу та смерть приходит. Особенно к таким вот здоровякам, полным живой силы. Кровавые пузыри забулькали у него на губах, скреб он толстыми пальцами, пытаясь достать навсегда отлетевший меч. И силился что-то сказать.
Наклонилась я к нему. Пусть скажет.
— По... почему? — выдавил он все же, будто не слова ворочал языком, а тяжеленные бревна.
— За Алинсури, милок. За жизнь ее растоптанную, за девичью честь ее поруганную, — охотно сообщила я.
Забулькал он пузырями, напрягся — и прошептал одно лишь слово:
— Д-дура...
Не стала я длить его мучения, пересекла сонную жилу. Пускай уж уходит... на Нижние Поля. А всего вернее — в никуда.