Новый Мир (№ 2 2006)

Пофлиртуй, расскажи о циклонах девице нарядной,

Разгрызи эту жизнь ненасытными злыми зубами,

Прочитай и скажи: “Лабуда этот ваш Мураками”.

Дурак. Улица Достоевского

Он ревет сумасшедшие песни о бедной отчизне,

Он взыскует могучего слова с небесных полей?

И такое в гляделках его истребление жизни,

И такая печаль, хоть веревочкой шею обвей.

Этот странный певец так понятен сапфирному небу,

А вот злой участковый не знает, что делать с таким,

Как его приспособить к тому справедливому гневу,

Что взрастает порой к отморозкам, к амбалам крутым?

Потому и спешат в равнодушье одетые люди

Затолкнуть идиота в машину психушки скорей,

Чтобы не голосил о каком-то неведомом чуде

Этот в грязном х/б надоевший кругом фалалей.

Торопитесь, медбратья, сомненья отбрось, участковый,

Вам ли знать, как рыдать, как летать над отчизной ему,

Да поверх рубежей, с этой песней, такой “непутевой”,

Как любовью души наполнять неохватную тьму.

Вам ли думать о том, что трудиться печальником — важно!

Вам ли ведать о том, что за эти мотивы тоски

Вам в аду, что придумал не Босх, будет менее страшно,

Вам на каплю простят, как прощают порою долги.

Потому осторожнее с этим безрадостным малым,

Ибо он, а не вы — наш заступник и наш проводник.

…Газанула и скрылась машина с больным и усталым.

Стало тихо окрест, даже ветер пронзительный сник.

* *

*

Как намечалось много,

Сложилось мало как:

Мерещилась дорога,

А выпадал — кабак.

Как верилось: питомец,

Представь, питомец муз!

Сам А. Г. Б. — знакомец,

А это, братец, — плюс.

Хотелось с Огаревым,

А выходило с тем,

Кто прятался под кровом

Дешевеньких проблем.

Гарибальдийцем — мстилось

В инакий мир уйти,

Но чаще, Боже, пилось

В пивнушках, взаперти.

Смотри, Создатель, как мы

Ползем из мрака в мрак,

Ну никакой в нас тямы:

Тот грустен, сей чудак,

И все ко мне подходит,

Ко всем таким, как я,

Кто возле ходит-бродит

Кастальского ручья.

Не порицай, Всевышний,

За слабость и грехи,

За этот сумрак книжный,

За глупые стихи.

Мы все бредем во мраке,

Отраден мрак подчас.

Как мелки наши страхи,

Как мельтешит Парнас…

Из литературной жизни

Как Писемский Катенина костил! —

Мол, парвеню, хвастун и алкоголик,

Несносный волокита, злой зоил

(Умел А. Ф. достать иных до колик).

Умел старик сказать не в бровь, а в глаз,

Не в лучшем виде описал в романе

Того, кто зрел воочию Парнас,

Того, кто пел охотнице Диане,

Того, кто — было! — Пушкину дерзил,

Того, кто спорил с автором “Людмилы”,

Того, кто над Кавказом песней плыл,

Спиртным сжигая волюшку и силы.

Конечно, резонер, конечно, плут,

Тщеславья сын, надменности приятель,

И фантазер, и страшный баламут,

И Мельпомены пылкий обожатель.

Полка Преображенского солдат,

Участник Бородинского сраженья,

Сквозь тьму веков я высказать вам рад

Не осужденье, а благодаренье

За то, что открывали мне глаза

На тех, кто не вчера увидел Лету,

За драйв “Софокла”, за “Убийцу”, за

Те небеса, что свойственны поэту.

* *

*

С московского (с какого — все равно)

Вокзала я отправлюсь в эту среду,

Другое буду за окном кино

Я лицезреть, как некую победу

Над повседневьем. Может быть, и так.

Пускай поля, холмы и леспромхозы,

Леса и горы мой тревожат зрак,

Ну и, конечно, вызывают слезы.

Я буду воскрешать своих друзей,