Новый Мир (№ 2 2006)

Реакция и ход истории. Беседовал Александр Вознесенский. — “НГ Ex libris”, 2005, № 41, 3 ноября <http://exlibris.ng.ru>.

Говорит Сергей Бочаров, лауреат Новой Пушкинской премии: “Андрей Битов предлагал сегодня вспомнить „незачитанные” стихи Пушкина. И действительно, Пушкин ведь не прочитан, никто не читает его в оригинале, как говорила Лидия Гинзбург! Сто лет назад Константин Леонтьев писал, что после статьи Белинского ничего нового о Пушкине сказать нельзя, а — фиг! Только после этого и стали о Пушкине думать, писать, говорить. <…> Сам я европеец по своим убеждениям и считаю, что Россия должна быть европейской страной. Я не евразиец, не сторонник особого пути. То есть я считаю, что мы, конечно, сильно отличаемся от Европы, но мы должны быть частью христианской Европы. А что сейчас происходит и куда все идет, я очень плохо, к сожалению, понимаю”.

См. также: “Не говорю о советских временах (тут все ясно), но и щедрый премиальный дождь последних лет Сергея Георгиевича не затронул. Государственные, президентские, „триумфовские” и прочие лавры его миновали. (Квазиутешение, от которого еще горше: гуманитарии вообще награждались редко. Никакого выраженного общественного признания не получили, к примеру, уже ушедшие от нас Вадим Эразмович Вацуро или Александр Павлович Чудаков.) Не удостоился Бочаров и Пушкинской премии, до недавних пор существовавшей в России волей немецкого фонда Альфреда Тёпфера, а ныне пресекшейся. (Единственным из гуманитариев — и последним — ее лауреатом стал заливистый радийный „парадоксалист” Борис Парамонов. Ох, не скучно будет грядущим историкам постигать пригорки и ручейки нашего культурного ландшафта.) Теперь мы можем вздохнуть с облегчением. И поздравить: Бочарова — с наградой, себя — с запоздалым „почти избавлением” от жгучего стыда. <…> Если же (у нас всяко бывает) жизнь Новой Пушкинской премии окажется скоротечной, то, уверен, она все равно будет благодарно помниться — по Сергею Бочарову, ее первому лауреату”, — пишет Андрей Немзер (“ Лучше поздно, чем никогда. Первым лауреатом Новой Пушкинской премии стал Сергей Бочаров” — “Время новостей”, 2005, № 204, 2 ноября <http://www.vremya.ru> ).

Роман Ромов. Разные стихи без конца. — “Топос”, 2005, 27 октября <http://www.topos.ru>.

...................................

Любить слово не говорить, быть,

А сказать — исчезнуть, соврать.

Деньги работать

каша варить сварить

Копать

мама идем копать.

(“Глаголы”)

Алексей Радов (“Белый фронт”). Последний герой. — “Русский Журнал”, 2005, 28 октября <http://www.russ.ru>.

“Виталий Калоев — это то самое гражданское общество, которого хотят либералы. Оно именно такое, не иначе. Гражданское общество — это вовсе не тот случай, когда в автобусах систематически уступают место менее удачливым в смысле пола особям, а прежде чем что-либо сказать, так искренне извиняются. Гражданское общество — это то общество, где есть граждане, то есть личности. Где действие хотя бы иногда обусловлено не установленным сверху порядком, а низовой активностью людей. Виталий Калоев — это тот самый русский, которого ищут „патриоты”. Только вот осетин, конечно. Но это никогда не было проблемой…”

“Слово перестало быть упаковкой языка”. Беседу вел Константин Мильчин. — “Книжное обозрение”, 2005, № 44 <http://www.knigoboz.ru>.

Говорит Гасан Гусейнов: “Настоящие потрясения ждут нас там, где мы во второй раз вступаем в одну и ту же реку. Вопреки популярному мнению греческого мудреца, не знавшего книжной культуры, мы сплошь и рядом занимаемся именно этим. Например, когда читаем дневники и воспоминания о нашем собственном, нами пережитом прошлом. Назову, например, выдающуюся книгу Владимира Архипова „Вынужденные вещи”. Это каталог памятников по-настоящему альтернативной позднесоветской культуры, со звуковым сопровождением на двух компакт-дисках. В мой круг чтения, увы, почти не входит русская проза, беллетристика. К сожалению, в России почти нет информативной литературной критики, профессионально занимающейся беллетристикой, нет путеводителей по новой прозе. Львиная доля моего чтения в последние годы — мемуарная и дневниковая литература. Например, потрясающая книга мемуаров Тамары Владимировны Петкевич или „Дневник культурной девушки” Татьяны Юрьевой (это псевдоним одной необыкновенно талантливой и честной рассказчицы). Занимаясь мемуаристикой со студентами, я предлагаю им читать воспоминания, которые сейчас пишут целыми семьями. Например, мемуарный роман Виктора Ерофеева „Хороший Сталин” нужно читать на фоне воспоминаний отца и матери писателя. При всей разности масштаба литературных дарований, из такого параллельного чтения рождается интереснейшая психограмма московской семьи, настоящая, а не липовая „Московская сага”. <...> А дальше — новый язык новой поэзии. Ее пишут не обязательно молодые люди. Вот Всеволод Некрасов — наш современник! Но появилась и совсем новая поросль, которая говорит на новом языке. В отличие от мемуарной прозы, норовящей то и дело обмануть читателя, поэзия никогда не врет, даже когда безбожно перевирает слова. Бум словоискажений — эрративов — в современной русской коммуникации — это то, что мне сейчас очень интересно”.

Егор Холмогоров. Рождение России. — “Спецназ России”, 2005, № 10.

“„Мамаево побоище” было частью не столько русско-ордынских, сколько русско-литовских отношений”.

Cм. также большую и очень интересную статью Егора Холмогорова “Происхождение смыслократии” — “АПН”, 2005, 31 октября <http://www.apn.ru>.

Алексей Чадаев. Не обижайте дедушку. — “Русский Журнал”, 2005, 3 ноября <http://www.russ.ru>.

“Факт первый: мавзолей с Лениным на главной государственной площади сегодняшней России — это огромная проблема. Факт второй: вынос оттуда тела ногами вперед ничем не будет отличаться от совершенного в свое время выноса мощей Сергия Радонежского из Лавры большевиками. Такое же кощунство над чужими святынями — святынями „предыдущей” России. Даже если это будут „прилично” обставленные похороны на Волковом, это как если бы Сергия хоронили на общегражданском кладбище Радонежа на том основании, что-де не по-человечески это — оставлять останки без погребения. Набальзамированное тело Ленина — это не останки. Это святыня культа — сегодня разгромленного и маргинального, но еще вчера официального, а позавчера господствовавшего. <…> Из сегодняшнего дня мавзолей Ленина может показаться чем-то внешним, наносным, привнесенным советской властью в исторический ансамбль Красной площади. Но на самом деле именно он только и сделал Красную площадь тем символом, которым она является по сей день. <…> А „убрать Ленина” — это означает в каком-то смысле „убрать” и саму Красную площадь как метафору, как символ места власти. Но тогда ее придется „создавать” в этом качестве заново. И учитывая, что прошлый „замес” этого символа был среди прочего на большой крови и на терроре, не исключено, что и новому алтарю потребуются какие-то новые жертвы. <…> А потому пусть пока лежит дедушка Лукич там, где лежал. И вождям пора научиться без страха заходить на трибуну мавзолея и говорить с нее, а не торчать на деревянных подмостках, как бедные родственники или узурпаторы. Признать советское прошлое и покончить с ним — это не две разные задачи, а буквально одна и та же: сделать второе можно только через первое ”.

Игорь Чубаров. Патриарх “новых циников”. — “АПН”, 2005, 28 октября.

“Другими словами, [Дмитрий] Галковский стал для новой русской культуры своеобразным Лютером, поставившим под сомнение ритуалы рукоположения в „интеллектуалы” , но при этом не сам интеллектуализм”.

Глеб Шульпяков. Антитерра. — “Взгляд”, 2005, 31 октября <http://www.vz.ru>.

“Вечером 19 сентября у подъезда своего дома был смертельно ранен знаменитый московский пластический хирург, талантливый прозаик, главный редактор литературно-художественного журнала „Новая Юность” и научный редактор журнала „KOSMETIK International” Евгений Лапутин. Смерть его была обставлена чудовищно театральным образом. Убийцы подъехали на роликах и нанесли ножевые ранения, которые оказались „несовместимыми с жизнью”, хотя его коллеги из института Склифосовского пытались спасти его в течение шести часов. Он умер на рассвете 20 сентября. Евгению Лапутину было 47 лет. Он погиб на взлете литературной и врачебной карьеры. 29 октября исполнилось сорок дней со дня его гибели. Евгений Лапутин делал в современной литературе невозможное. Он продолжал набоковскую линию, причем в позднем, призрачном — времен „Прозрачных вещей” — ее изводе. Своими романами он расширял территории той самой Антитерры, начало которой положил Набоков в „Аде”. <…> Насколько я мог заметить, Лапутин довольно презрительно относился к „литературному сообществу”, справедливо полагая, что в „сообщество” собираются малоталантливые авторы, поскольку так, толпой, легче травить — и обороняться. На гибель писателя „литературное сообщество” ответило трусливым молчанием”.

Михаил Щепенко. Гуманизм и христианство. — “Москва”, 2005, № 10.

“Столь же нелеп, как обозначение эпохи Возрождения словом „Возрождение”, термин „Просвещение” по отношению к эпохе Просвещения”.

“Когда я говорю, что гуманизм является антихристианством, многим это кажется непривычным и странным, так как светская культура, в которой мы выросли и существуем, гуманистична по своей природе. Возможно ли и нужно ли освобождаться (прежде всего в сердце своем) от гуманизма? Нужно. Но возможно ли? Не знаю”.

Автор — художественный руководитель Московского театра русской драмы “Камерная сцена”, академик РАЕН, заслуженный деятель искусств России.

См. также: Андрей Серегин, “Предисловие к будущему. Заметки на полях двадцатого века” — “Новый мир”, 2000, № 6.

Составитель Андрей Василевский.

“Вопросы истории”, альманах “Встречи”, “Зарубежные записки”,