Новый Мир (№ 2 2008)
Шрифт:
Я, глядя на башни и шпили,
чужие бомбил города —
пропитана тучами пыли
седая моя борода.
Дом творчества в этом отеле
был некогда. Писателбя
всей армиею улетели,
и пухом им стала земля.
На внуковском аэродроме
пилотов
пространства, но в творческом доме
спасается летный состав.
Заснеженно летное поле,
и заледенело оно.
Болото вскипит поневоле,
и кровь превратится в вино.
Мы все тут заряжены с детства
на вечную жизнь в облаках —
мгновенно успеет раздеться
уборщица с тряпкой в руках.
* *
*
Да не хожу я никуда гулять,
двустволкой вызывающего взгляда,
своей особой солнце раскалять.
Мне ничего не надо.
Мне стыдно, что заметили меня
за грешным делом
глазеть на птиц, подобно им звеня
в лесу обледенелом.
Волк волку человек, а я при чем?
Лес лесу не чета, а мне чета ли
зверинец сей, что мне препоручен
для поисков единственной детали?
Меня тут не читали, я пошел,
пишите мне, не ждите — не отвечу.
Нашли кому, доверили глагол,
забыли шкуру предложить овечью.
Глаголица
Предвосхитила жизнь мою отвергнутая жизнь иная —
лишь по глаголу голодая, тебя, глаголица, пою.
С небес течет кровавый пот, и град грохочет в каждом слове,
и у тебя в составе крови Эллада плачет и поет.
Поет соперница твоя — кириллица, сестра родная,
подлунный мiръ преображая и приручая соловья.
Сгущается ночная мгла, и глаголическая кода
на меч Крестового похода кровавым отблеском легла.
Латинский лен, османский плен, воронка дантовского ада,
и на руинах Цареграда ты пала жертвой перемен.
Упала, ливнем бытия успев погибельно упиться,
не горлица, не голубица —
глаголица, звезда моя.
* *
*
Это я раздолбал Арбат,
всю брусчатку, погнул фонари.
Не оглядывайся назад,
в спину мне не смотри.
Не научишься ничему,
только топот моих копыт
уплотняет ночную тьму,
состоящую из обид.
Я прошел этот путь, и ты,
безусловно, его пройдешь,
и кладбищенские кресты
на брусчатке растут, как рожь.
Тут и кончатся сто дорог,
и уснет на твоих руках
белокожий единорог,
ветку лавра держа в зубах.
Колонка для живой воды
Касаткина Татьяна Александровна — филолог, философ, доктор филологических наук. Автор фундаментальных исследований о Ф. М. Достоевском; составитель, редактор и комментатор Собрания сочинений Ф. М. Достоевского в 9-ти томах (М., 2003 — 2004); редактор проекта “Романы Ф. М. Достоевского: современное состояние изучения”; автор статей культурфилософского и религиозно-философского направления. Постоянный автор “Нового мира”.
– Ну и зачем целую бумагу на одно имя истратила? Подошла бы да сказала, нечего и тратить было… — выговаривали мне в свечной лавке, где я заказывала сорокоуст.
А потом в храме, который по большим праздникам полон так, что не протолкнуться, так, что несколько человек за службу непременно падают в обморок, а сейчас он — тихий, свободный, нарядный, приветливый:
— Прежде чем свечи ставить, подготовьте их!
— Как это, матушка?
— А лишний воск срежьте!
Нигде нет ничего похожего на нож или ножницы.
— Чем?
— Зубами!
— ???!!!
— И нечего на меня так смотреть! Я тут знаете сколько этих свечей каждый день ставлю…
Ну ладно, зубами так зубами. Неласково, однако, встречал меня монастырь… Может, меня, конечно, и не за что встречать ласково, но как-то блудному сыну, равно и дочери, всегда мечтается, что вот он придет — и ему навстречу — тепло, свет и любовь — незаслуженные … Все же — дом Отца нашего… Но встречали меня старшие братья, то есть — сестры, а как встретил бы загульного брата старший брат — в притче Господней недвусмысленно указано. Так что — вроде все по Писанию...