Новый Мир (№ 3 2009)

— Уже все равно, — отвечает он.

И лица его я не вижу.

Эпилог

C:\Documents and Settings\Иванова\Корзина\Valentina\Vademecum

Version2.doc

Она оторвалась от яркого компьютерного экрана и вгляделась в теплый сумрак комнаты. Два окна выходят на березовый перелесок. Ветер раскачивает деревья так сильно, что кажется: они ходят. Точнее, толкутся на одном месте, не решаясь сделать несколько шагов. Деревья неестественно оживленны по сравнению с комнатой, где стоят на своем месте кровать, стулья, стол, на столе — чашки, стеклянная банка с растворимым кофе, прямоугольный пакет молока.

Здесь она уже давно разговаривает сама с собой. Молча. Разговор течет на экране, нет соглядатаев. Их и не будет: через пару недель полетит жесткий диск. Пиксели на экране, которые складывались в черные буквы, перегруппируются в квадратики. Заставить квадратики разложиться на буквы и снова отобразить однажды забытую информацию не получится.

Она вряд ли станет сожалеть об этом.

Валентина выключила компьютер, встала из-за стола.

Взяла с полки у зеркала тускло поблескивающую полоску ключа, надела туфли, подцепила с вешалки сумочку. На дворе уже тепло. Даже на лестничной клетке сквозь стекло солнце греет перила, а если прошлепать босиком, то, наверное, и ступеньки.

Валентина шагала по направлению к метро, и мир будто двигался вместе с ней и вокруг нее, показывая себя с разных сторон. Вот у киоска с мороженым мамаша покупает пацану сладкую палочку эскимо — эскимо называется почему-то “Награда”.

Старуха, поправляя берет, другой рукой придерживает тележку на колесиках — металлические ручки тележки потускнели от вечного соприкосновения с человеческой ладонью, но они отражают деревья, небо, асфальт, автомобили, только вытянутыми до неузнаваемости, состоящей из одних цветных промельков.

Собака, припадая на одну лапу, проковыляла к магазину “Пятерочка” — ее правая передняя лапа вспухла и сочится кровью.

Тяжелый автомобиль пролетел над “зеброй”, качнувшись, и обдал горячим дыханием, запахом разогретого железа.

Солнце то скрывается за рваными облаками, то снова блестит, проявляя и гася прозрачные цветные тени.

Ветер донес полынный дух степи.

Присутствие

Ирина Машинская родилась в Москве, окончила географический факультет и аспирантуру МГУ. Эмигрировала в США в 1991 году. Живет в пригороде Нью-Йорка. Автор шести поэтических сборников и книги переводов. Соредактор (вместе с Олегом Вулфом) журнала “Стороны света”.

* *

*

Пойдем туда, где реки тверды,

где от беды

не отбирают шнурки, ремень.

Там я буду тебе опора,

я буду тебе кремень.

Видимо, нужен какой-то край

земли, воды,

где обрывается каравай,

где опадает дверь.

Скоро нас будет два, нас будет две.

Ты раньше меня пришел и глаза открыл.

Над тобой тотем

молчал — сиял волчьих созвездий круг,

и посреди горел

желтый огонь. Долго ты был один, затем

(один — и сквозь стрехи пихт

смотрел наверх на

нетронутый кобальт — черно-лиловый снег —

рваных небес края),

затем появилась я.

Пойдем туда, где, будто выпал снег,

звезда нема,

и музыка, губ гармонь

немы там, где откос небес —

там, увидишь, ты станешь опять кремень.

В черной коробочке тверже алмаза лед,

он оставляет след,

Господи, на Твоей шкале —

талой воды алмаз,

наискось падая, гаснет, сгорая, в лес.

Перед грозой

Вторая кампания

Ласковые птолемеи,

жесткие селевкиды

в трапе цепенеют,

цепляются за левкои.

Гребет по-пластунски,

по крышам — туча.

Глянувшие на Солнце —

сваливаются с травинок.

Громко пахнет осока,

молчит барвинок.

Сгрудилось над домами,

волнуется вече.

Ведер угрозы, веток тирады

в углу, за террасой.

Ветер. Как он утюжит

выжженной нашей лужайки

маленькую тавриду! —

Забытье в канавке,

а у забора — сеча.