Новый Мир (№ 3 2011)
Шрифт:
А нынче зачем, зачем
живу, будто землю рою.
Всю музыку прежних встреч,
подобно письму, записке,
пора в бардачке беречь
на с зеркальцем схожем диске.
Ни здешние мужики,
что нынче не при наградах,
ни
ни ирисы в палисадах —
не скажут за будь здоров,
зачем приходил на землю
и с чем капитан Петров.
Дремлю и пространству внемлю.
Фатум
Так всегда и бывает,
ждём мы того, не ждём:
тёмно-светлым смывает
судьбу за судьбой дождём…
Ретро из западной книжки
по привокзальной цене:
cыщиков шляпы и вспышки
и огоньки в пелене
стёкол с потоками серых
невразумительных слёз.
И в обезлюдевших скверах
старых ветвей перекос.
Смысл моего бытованья
был не вживлён в мозжечок,
а уместился заранее
весь на блокнотный клочок.
Но на излёте погони,
многих — по жизни — погонь,
вспыхнул, ошпарив ладони,
в пепельнице огонь.
Кто я? Не знаю. Возможно,
фатум, залёгший на дно.
То-то на сердце тревожно.
Но несомненно одно:
некогда был я моложе,
в горле строку полоща,
с ни на кого не похожей
спал, а за дверью в прихожей
капало на пол с плаща.
1 июля 2010
Ню и нечто
Есть много несхожих версий
про адреналин под кожей:
ню ль съела июльский персик,
чтоб стать на него похожей,
иль видели утром ранним
прогалы меж облаками
соратницы Модильяни
с лазоревыми белками…
Ещё колоски и маки
рябят в глазах у обочин.
Потное цвета хаки
на мне, и мой век просрочен.
Состарившись, стала кожа
на шее холста темнее.
Ночами ты мне дороже
намного. А днём роднее.
Небо посвинцевело,
слышатся громы, громы.
Сердце б перегорело,
испепелилось. Но мы
круглые сутки летом
ходим на босу ногу.
Но я-то уже с приветом,
хотя и не бью тревогу.
* *
*
I
Реки державинской стремление
с змеящимися в ней хвощами.
На берегах её — в творение
мы верили и обещали.
Как будто запасались загодя
всем тем, что трудно приумножить,
планктон искристый в тёмных заводях
веслом стараясь не тревожить.
По молодости барским вызовом
казалось нам под облаками,
что было некогда записано
на аспидной доске мелками.
II
Теперь острей чутьё звериное
после бутылки на веранде.
Нудьё артельное пчелиное
слышнее в блекнущей лаванде.
По-августовски оголённую,
доступную дождю и зною,
люблю подругу обретённую,
уже теряемую мною,
и разумею очевидное:
у долгой жизни есть заданье
вернуть себя в допервобытное
космическое состоянье.
15 июля 2010, Perigord
Жаркое лето 2010 года
Дм. Сарабьянову
Не только древние могут
держать на огне ладонь.
За пеленою смога
посверкивает огонь.
Но нашего, други, братства,
взятого им в тиски,
ещё серебрятся
последние колоски.
Словно далёким летом
у щуплого пацана