Новый Мир (№ 4 2006)

Под клеенчатым навесом стоят несколько столов, на каждом — по большой банке острого кетчупа и горчицы. Поодаль коренастый дядька с длинными седоватыми усами, похожий на хрестоматийного запорожского казака, разводит в мангале огонь — для шашлыка. Дальнобойщики любят завтракать сытно.

Мы с батькой сидим за крайним столом. Я рассматриваю царапины и забитые грязью трещины на этом столе и думаю, пытаюсь сообразить, сколько уже народу за ним пересидело; и ведь некоторых, наверно, давно уже нет в живых, кто-то разбился на трассе, кто-то помер как-то иначе. “Помни о часе смертном, и не согрешишь” — любимая присказка батьки, он пользуется ею и к месту, и не к месту.

Батька с наслаждением отхлебывает чай, глядя на “тойоту”, она — мордой к нам, серебрится на солнышке, переднее колесо вывернуто, и виден протектор красивой низкопрофильной резины. Наверно, батька представляет сейчас, как будет рассекать на этой стильной японке по нашему городку.

Чай очень горячий, и мне не хочется ждать, когда он остынет. Я подхожу к палатке и прошу девушку разбавить его холодной водой. Она отвечает, что холодной воды нет, и глуповато улыбается.

— Тогда дай пивка, вот этого, пару, — говорю ей, решив, что ничего не мешает мне выпить пива, рулить-то не надо, буду ехать и расслабляться, пускай батька завидует. И покупаю еще большой пакет сушеных кальмаров.

Сажусь обратно, оставив чай на прилавке перед окошком.

— Ага, с утра пораньше оттягиваешься? — Батька смотрит весело. — Ну-ну…

Я открываю одну бутылку об другую и с удовольствием пью. Хорошее пиво, недорогое, а вкусное. Нашего, курского разлива. Закусываю бутербродом.

Мимо кафе прошла тетка с большими алюминиевыми ведрами и почему-то неприязненно на нас покосилась.

Вдруг батька по-джентльменски, как-то прямо элегантно огладил свою русую бороду… К трансформаторной будке, метрах в двадцати от кафе, подошли две девушки, закурили... По-видимому, проститутки… Какой-нибудь дальнобойщик проснется и захочет любви. Только странно, совсем не проституточное сейчас время, такая рань.

— Первый раз вижу утренних шлюх, — говорит батька и о чем-то вздыхает, глядя в свой чай.

Ведь он молодой, старше меня всего лет на шесть, думаю я. Ему тоже небось охота поразвлечься.

Одна из них хорошо одета и красивая. Вторая — пониже ростом — бросила окурок и пошла к фурам. Хорошенькая стоит… Ждет чего-то. И одета со вкусом, модно, можно сказать.

От пива мне хорошеет. Утро из просто светлого становится прямо-таки ласковым.

— Да, хорошая машинка у тебя теперь, отче, — говорю я. — А все благодаря кому?

— Ладно-ладно… Тебе, конечно. — Он кивает и продолжает шутливо: — Проси чего хочешь!

Я знаю, что если он сказал так, то от своих слов не откажется, можно действительно что-нибудь попросить. Смотрю на девочку возле трансформатора и, сам не понимая, шутя или нет, говорю:

— Купи мне, батя, вот это чудо. Ненадолго. Вот эту тварь Божью…

Когда я это говорил, мне вдруг действительно ее захотелось.

Отхлебываю еще пива, вопросительно смотрю на батьку.

— Не бузи, — говорит он.

— Ага, — отвечаю, — денег пожалел для ближнего?

Я знаю, что задел его за живое, он очень боится показаться жадным толстым попом, каких рисовали в старину на агитплакатах. Хотя батька совсем не толстый, а даже поджарый. Но мне охота покуражиться, и я продолжаю его нервировать:

— Что, пообещал: “Проси чего хочешь!” — и отрекся?

— У тебя девушка есть, балбес.

— Переживет, не разлюблю же я ее от этого… Что? Да не нарушается никакая связь, это ты уже перекинулся в хиромантию… Ты же сам говорил, что православный не должен превращать свою жизнь в сплошную проблему… Ну прошу тебя, удружи, в конце-то концов!

Мне и впрямь становится немного стыдно — из-за своей девушки, она милая, но я отгоняю от себя все эти пришибленные мысли о верности и долге и начинаю даже немного сердиться:

— Тебе, отец, ничего и делать не надо. Давай тыщу рублей, дожевывай бутерброд и садись за руль, жди, я пойду договорюсь, и ты отвезешь нас на природу. Ненадолго.

И вдруг батька достает деньги... Удивительно — он все-таки достает деньги! Я и не ожидал.

Нет, ну ведь надо же все-таки уесть эту батькину дремучесть… Посконство разэтакое.

Подхожу к девочке. Действительно хороша, стройная и совсем вроде не потасканная, а даже свежая. И смотрит на меня совсем не по-проститутски. Я пытаюсь разглядеть, какие у нее глаза, но почему-то не могу. Во всяком случае, они явно красивые. И волосы — русые, настоящие… Не люблю крашеных.

— Сколько? — спрашиваю я слишком развязно, так, что самому немного противно становится.

— Вдвоем? — отвечает она приветливо вопросом на вопрос. — Могу Танюху позвать.

— Не, я один. Пойдем договоримся. — Я беру ее под руку.

— Куда? — спрашивает она, послушно влекомая к машине.

И я загадочно и с размахом души сообщаю:

— В поля.

Мы садимся, я на свое место справа, она — назад.

Батька не смотрит на меня — сосредоточен и лицом даже посерел. Я открываю вторую бутылку пива, радостно жую кальмары; надо же — на что я батьку сподвиг, лихо!

Едем через Плавск. Справа большая вывеска — “Чайная”… Немножко до настоящей чайной не дотянули. Зато я теперь с девочкой.

Сразу за городком началось кукурузное поле.

— Вот тут остановись, отче, — говорю.