Новый Мир (№ 4 2007)
Шрифт:
Промышленности нет.
Когда они поют, их можно брать руками.
Вглубь острова рыбак уходит налегке,
А возвращается — десяток на кукане
И пара-тройка в рюкзаке.
Они не убегут. Хватай их так и этак,
За гривы и хвосты, —
Что им до рыбаков, куканов их и сеток?
Ведь это все не ты.
…В начале сентября из
Под бешеный бакланий гам
Шаланды, полные тефалей,
Приходят к нашим берегам.
Тут начинается подобье фестиваля:
Сдирая кожицу и косточки грызя,
Три бесконечных дня весь город жрет тефаля.
Хранить его нельзя.
Божась, и брызгаясь, и руки воздевая,
Часами повара горланят о своем:
Как лучше есть тефаля?
Варить его? Солить? Заглатывать живьем?
Об этом спорили до драк и зуботычин,
Признав в двухтысячном году,
Что в виде жареном он просто фантастичен —
И в честь его теперь зовут сковороду.
Кафе распахнуты. Нежнейший запах дразнит.
Везде шкворчит тефаль, а шкуру жрут коты.
Лишь на четвертый день к концу подходит праздник.
Тогда выходишь ты.
Стихает чавканье. Не смеет ветер дунуть.
Жратвой пропахший порт магнолией запах.
“Тефалю есть о ком подумать!” —
Звучит на разных языках.
Ты медленно идешь — чем дальше, тем усталей —
Перед ликующей толпой,
И тот, кто больше всех сумеет съесть тефалей,
На этот вечер спутник твой.
Ты движешься как рок, как буря, как менада,
В сравнении с тобой все тускло, все черно.
Кто увидал тебя, тому уже не надо
Буквально ничего.
Они бросают все и едут жить на остров,
Чтоб им хоть издали мелькала тень твоя.
Жить в городе нельзя: у нас ведь с девяностых
Не строится жилья.
Здесь только те живут, кто получил в наследство
Убогие дома, ползущие к волнам.
У нас иммунитет, тебя мы знаем с детства,
Но думать о тебе опасно даже нам.
Ты проскользишь по мне огнем и влагой взора —
Но это так, деталь.
Мне думать о тебе нельзя. Иначе скоро
Я стану как тефаль.
А гости все летят из Франций и Австралий,
Как бражник на свечу.
Так пополняется колония тефалей.
Я знаю, но молчу.
И там, на острове, томясь жарою скушной
И безысходною тоской,
Они становятся как типа змей воздушный
Или конек морской.
Ты медленно идешь, то поправляя тогу,
То поводя плечом.
Я отвожу глаза. На свете, слава Богу,
Подумать есть о чем.
* *
*
Исчерпаны любые парадигмы.
Благое зло слилось со злым добром.
Все проявленья стали пародийны,
Включая пытку, праздник и погром.
“Проект закрыт”, — напишут Джеймсы Бонды
И улетят.
Проект закрыт. Все могут быть свободны,
Но не хотят.
В конце концов
Останется усадебная проза
И несколько блестящих образцов
Поэзии с одесского Привоза.
Из темноты выходит некий некто
И пишет красным буквы на стене.
Что будет после этого проекта,
Судить не мне.
На стыке умиления и злости,
Ощипанный, не спасший Рима гусь,
Останусь здесь играть в слова и кости,
Покуда сам на них не распадусь.
* *
*
Памяти И. К.
Заглянуть бы туда, чтоб успеть заглянуть сюда
И сказать: о да,
Все действительно так, как надеется большинство,
И лучше того.
Не какой-нибудь вынимаемый из мешка
Золотой орех,
Не одна исполненная мечта —
Превышенье всех.
Нету гурий, фурий, солнечных городов,
Золотых садов, молодых годов,
Но зато есть то, для чего и названья нет, —