Новый Мир (№ 5 2004)
Шрифт:
— Господи Иисусе, Сыне Божий, прости меня грешную, — тихо, без выражения говорит Нодельма оторопевшему от удивления Кня и выходит в длинный, без единого окна коридор, устало освещенный лампами дневного света.
Звездоречь
Бобышев Дмитрий Васильевич родился
Ноктюрн
Звезды — это мысли Бога
обо всем, о нас:
обращенный к нам нестрого,
но — призор, наказ.
Свет осмысленный — от века
и сквозь век — до дна.
Заодно — души проверка:
а цела ль она?
Не совсем без порицанья,
прямо в нас и вниз
льются светлые мерцанья
как бы сквозь ресниц.
Это — звезды, Божьи мысли,
святоточья течь.
Поглядеть на них — умыться
перед тем, как лечь.
Знаю: взрывы и пульсары,
лед и гнев огня.
Может быть, такой же самый
такт и у меня?
Я ль тогда, как белый карлик
в прорвах черных дыр,
вдруг — случайный отыскал их
смысл: зенит, надир?
Этот знак, души побудка,
Божья звездоречь
обещают: будут будто
ночь меня стеречь.
Ну а днем что с ними делать:
карту мира смять?
Было мук у Данте — 9.
у меня — их 5.
5 неправых нетерпений:
чтоб сейчас, и здесь
непременно, и теперь, и —
“бы”, — чтоб стало “есть”.
И, мою смиряя малость,
в душу луч проник,
чтобы гнулся, не ломаясь,
мыслящий тростник.
Внезапно голос…
Вид обесточенного монитора
невыносим для меня.
Я — торк!
И тут на лице его монотонном,
северозападном — юговосторг.
По сети сияющей паутины...
Посещаю...
Шасть — и в машинный мозг,
мышью в занавешенные притины,
отомкнувши клавишами замок.
Я брожу, пытаю мой путь и тычу
(методом ошибок и проб)
в нечто почти насекомо-птичье:
эйч-ти-ти-пи, двуточье, двудробь.
И заимствует ум
у зауми то, что
было б Крученыху по нутру:
даблъю, даблъю, даблъю.
Дот (точка).
Комбинация букв. Дот — ком?
Нет — ру!
И — в некое не совсем пространство,
где ветер — без воздуха, со слезой,
где чувству душно, уму пристрастно,
а с губ не слижешь ни пыльцу, ни соль.
Но так ярмарочно-балаганны
выставляющиеся здесь напоказ
виртуальные фокусники, хулиганы,
стихоплеты и грешный Аз.
Где хватает за полы товар двуногий
с бубенцами,
цимбалами на пальцах ног:
нагие юноши-единороги
и девы, вывернутые, как цветок.
Это — Индия духа? Африка хлама?
Гербарий чисел, которых нет?
Наступающего Армагеддона реклама
или пародия на тот свет...
А не это ли, часом, и есть он самый,
где от счастья смеется трава, —
Рай?
Или: “Откройся, Сезам”, и —
Ад,
где — гумилевский “Трамвай”?
...Внезапно голос, вне его тела,
запел не о смерти, но о той,
что чайкой в сердце ему влетела
и, тоскуя, мучила красотой.
Незадолго перед концом и
как бы чуя, что всё — тщета,
эту рыцарскую канцону
на валик с воском он начитал.
Артикулировал, даже выл и:
“Мне душу вырвали” — он горевал.
Между Ржевкой и Пороховыми
вырыт ров и накопан вал..