Новый Мир (№ 5 2011)

умножая подружек портовых.

На любом моремане, тверез или пьян,

связка девок висит нездоровых.

Это мы потеряли несвойственный стыд,

но подружек чему-то научим.

Под парами Летучий Голландец стоит

до того, как он станет летучим.

Это мы с тобой, кореш, разбойник и вор,

записались в состав экипажа.

После шторма никто нас не видел с тех пор,

незначительна эта пропажа.

Сага

Собирали коноплю под снегом. Приближалось минус шестьдесят.

Каждый килограмм марихуаны душу грел, как дедов самосад.

Вдаль бежали белые олени, трубкой становился кимберлит,

всех бомжей на свете отловили,

а душа у каждого болит.

Выросло полярное сиянье в мировое дерево на льду,

в вечной мерзлоте проснулись гунны, к мамонтам прижавшись на ходу.

Жертвы жизни спиртосодержащей, это ваши слезы на земле —

крупные якутские алмазы

на дикорастущей конопле.

* *

*

Быть похожим на гвоздь в сапожище, которого нет,

упираясь в себя самого же, которого тоже.

Тусклой шляпкой во тьме промерцать на параде планет,

ни царапины не оставляя на собственной коже.

Нет так нет. Хорошо, по головке не бьет молоток.

Редкий случай — башка поутру не бо-бо и не вава.

Струпья ржавчины тучкой небесной летят на восток,

где в камчатском вулкане на выход готовится лава.

Что я там потерял? Ничего я там не потерял.

Лишь в горячий источник нырял нагишом на морозе.

А вулкан пламенел, как в пучине алеет коралл,

уподобленный каменной розе.

Я могу и в навозе очнуться, по рифме скользя.

А вчера на Арбате

бородатая бабка, под Гребенщикова кося,

промелькнула достаточно кстати,

потому как мы оба прекрасны на вид,

отливают бессмертьем буддийские наши бородки,

и наш общий постскриптум неслышно в веках шелестит,

где шаманы без водки поют милицейские сводки.

* *

*

В бортжурнале много сильных строк,

столь завоевательских в истоке, —

Федор Тютчев смотрит на Восток,

Лермонтов воюет на Востоке.

Давние мои забыты сны,

но у материнского порога

от константинопольской волны

брызжет пена Золотого Рога.

На оставшиеся времена

мучатся поэзия и проза,

кончится ли Крымская война,

не решив Восточного вопроса.

* *

*

Автомобили по ночам кричат

отечественным криком — иномарки,

угонщики кругом, кромешный ад,

нырнешь в постель — очнешься в автопарке.

Есть повод или нет его — орут

включенными в продажу голосами

и парой не обходятся минут,

а некоторые орут часами.

Любая ночь не в ночь и сон не в сон,

и если б только автомобилистам.

Ревун угона слышится во всем

бездонном небе звездно-серебристом.

Минуло время то, когда во тьме

ревели только дети без отчета.

Истошно воют не в своем уме

и “Mercedes”, и “Volvo”, и “Toyota”.

Невидимые тени в темноте

в рули вцепились — в черном зазеркалье

неутоленные волчицы те,

которые чего-то там взалкали.

Им мало превышенья скоростей

и происшествий всяческих дорожных,

им хочется немыслимых страстей,

по нашим временам вполне возможных.

Им хочется угона навсегда,

душа к невероятному взывает,

и каждая падучая звезда,

задев о бампер, ужас вызывает.