Новый Мир (№ 5 2011)

я отрезаю, что ты еще и Саваоф,

но не уверен, что мимо силков и ловушек

сам проскочу, не затронув лазурных основ

мировоззрения ласточек-береговушек.

Точка

Сначала за газетами ходил.

Затем за пивом бегал. В перестройку

там проводил

каникулы с походом на помойку.

Затем там получился павильон

стеклянный, как стакан кристальной водки

под хлебной коркой, но, испепелен

от нервной вспышки электропроводки,

стал дыркой пустоты. Куртина та,

где говорили шепотом каштаны,

что надо знать места,

ушла с листа.

Штаны все те же, те же раны рваны,

а нет той точки, до которой шел

и от которой отправлялся к дому,

и слишком мимо ходит слабый пол

от одного к другому,

зато сирень на месте, там же, где

на грудь грача нацелена заточка

с небес, формально равная звезде,

чтоб оный черный бомж взыграл из-под кусточка

о том о сем, о всякой ерунде,

о жизни драгоценной. Та же точка.

Собеседник

Мой ты провиденциальный, жди меня, я приду.

Я окажусь на месте, мой ты семинебесный.

Дубом на старом месте, вишней в твоем саду,

месторожденьем нефти, флейтой твоей чудесной.

Не узнаешь? Напрасно. В общем-то, столько ждать,

я понимаю, трудно. Нам повезло — дождаться.

Ветер метет по звездам — чистая благодать.

Мусор цивилизаций выметет, может статься.

Мой ты неразличимый, мой ты мой дорогой.

Мой ты мой бесполезный, мой ты мой драгоценный.

Вечность? Какая вечность? Я туда ни ногой.

Жарко в горячей точке. Холодно во Вселенной.

Милый мой, будь на месте. Я говорю: привет!

— Hay! — отвечает тело явственно неземное.

И никакой корысти, и никаких примет,

что-то давно родное, роза на свинорое.

Романс

Супермаркет “Копейка” в Резервном проезде

по приезде конечно же нам пригодится,

чтоб добрать после юга виноградные грозди,

а сады расклевала голодная птица.

Только шелест остался от бумажных десяток.

Только череп от вещего, что ли, Олега

на раскопках отечества. Выпав в осадок,

нам с тобой подпоет подзаборный коллега.

Ты любимица деда, я питомец бабулин.

Мы бумажные души, но монета надежней.

Мой богатенький прадед, купчина Капулин,

опочил на хозяйстве, не поладив с таможней.

Никого никогда ни о чем не просите,

долговые расписки догорают в камине,

и Москва, на дефиске зависая над Сити,

знать не знает о жмыхе, лебеде и конине.

Нас обяжет прогулка запрокинуть затылки

в лицезрении башен, как другой сладкоежка,

и до кассы в бутылке из воронежской ссылки

океанскую почту доставляет тележка.

В каменистой пустыне есть прекрасный оазис.

Не махнуть ли по малой, отвечая на вызов,

из бумажных стаканов? За романсовый кризис.

Закусить шоколадками киндер-сюрпризов.

* *

*

Памяти А. М.

Пепел твой летит над океаном,

в синеве серебряно пыля,

за очередным самообманом —

пухом станет русская земля.

Врать не вредно, если не в обиду,

а обидам больше не бывать,

розы принесет на панихиду

в театральном крепе благодать.

Слишком долго ты ходил по свету

в ветеранах бойни мировой,

чтоб венок, завещанный поэту,

восприять кудрявой головой.

Волосы и розы облетели,

ходят тени, угли вороша,

вряд ли вспоминать о бренном теле