Новый Мир ( № 5 2012)
Шрифт:
“Да, вот такое у него [Владимира Мартынова] противоречие — композитор, который провозглашает конец композиторов. И все ему это противоречие прощают. А я — нет. Кстати, то, что он делает как композитор, мне как раз нравится. А вот его желание оправдывать тенденцию, которая и так побеждает, — нет. Он доказывает, что так и должно быть и это хорошо, это нормально. Он соглашатель”.
Екатерина Дайс. Робот Кая, пророк Маниту. — “Русский Журнал”, 2012, 1 марта < http://russ.ru >.
“Во многих произведениях
Григорий Дашевский: как читать современную поэзию . Записала Варвара Бабицкая. — “ OpenSpace ”, 2012, 10 февраля < http://www.openspace.ru >.
“С помощью своей главной тревоги мы и читаем стихи. Романтический способ чтения — это такой, при котором мы автоматически под любое стихотворение как его тему подставляем себя. На уровне слов это выражено у поэта, казалось бы, антиромантического, но на самом деле существующего абсолютно внутри этой традиции — Бориса Пастернака: „Меж мокрых веток с ветром бледным / Шел спор. Я замер. Про меня!” Это кажется абсолютно новым и его собственным открытием, но еще за полтораста лет до того, как он это написал в 1917 году, сентименталисты и романтики нас научили, что любой пейзаж — это про тебя”.
“Так вот: для русской поэзии этот уговор закончился на Бродском. Бродский в определенных отношениях довел его до предела и сумел заново оживить в уже далеко не романтическую эпоху романтическое самоощущение, потому что он делает следующее: на уровне всех деклараций — он антиромантик, певец заурядности: „я — один из всех, пепел, пыль, папоротник”; а на уровне, так сказать, операторской работы он все время в центре экрана. Его поэтика, мне кажется, очень сильно определялась именно киновпечатлениями, тем соединением заурядности и исключительности, которое идеально получается именно в кино”.
“Все разговоры о том, что „после него нет поэтов”, означают на самом деле, что после него нет романтических поэтов. Он довел романтическую линию до максимальной скрытности на поверхностном уровне и до максимальной резкости на глубинном уровне, и человеку, который захотел бы эту линию продолжать, ее продолжать просто некуда. Это совершенно не значит, что поэзия после Бродского обязательно должна быть антиромантической: она просто другая. Она уже вне романтического уговора”.
И тут стабильность. О словах любви, о том, зачем нужны шаблоны и в чем главная сила Интернета. Беседу вел Константин Мильчин. — “Ведомости. Пятница”, 2012, № 7, 24 февраля < http://friday.vedomosti.ru >.
Говорит директор Института лингвистики РГГУ, доктор филологических наук Максим Кронгауз: “В языке произошла некоторая стабилизация. Заметьте, сейчас, когда ищут „слово года”, то в основном выдвигаются не собственно слова, а фразы и выражения. Кроме того, в новой книге я расширил поле исследования и написал главу о языке женского детектива, о лингвистической экспертизе и о словах, связанных с сексуальными действиями”. Речь идет о книге: Максим Кронгауз, “Русский язык на грани нервного срыва 3D” (М., “ Corpus ”, 2012).
Вячеслав Иванов. [Интервью] Беседу вел Юрий Сапрыкин. — “Афиша”, 2012, 6 февраля < http://www.afisha.ru >.
“Мы находимся на заключительном этапе большой русской революции, которая началась в 1905 году и примерно в ближайшие два-три года должна закончиться. То есть по сравнению с Великой французской революцией мы находимся около 1870 — 1871 года. Исходя из этого, надо бояться остроты переворота Парижской коммуны...”.
“Я по-прежнему придерживаюсь той точки зрения, которую в последние годы жизни не очень успешно пытался внушить Андрей Дмитриевич Сахаров. В ближайшее время необходимо создание того, что мы условно называем „мировым правительством””.
“Вы знаете, я думаю, что действительно удивителен человеческий мозг. <...> Я думаю, что ХХI век пройдет в большой степени под знаком занятий мозгом как инструментом человеческого познания мира”.
Александр Иличевский. “Математики жалуются, что не способны даже отличному студенту объяснить, чем они занимаются”. Беседу вел Павел Кантышев. — “Теории и практики”, 2012, 13 февраля < http://theoryandpractice.ru >.
“В моем понимании, любой роман — это исследовательская работа, способ познания мира. Желание что-то написать возникает тогда, когда что-то не понимаешь. Текст — это попытка размышления по поводу того, что тебе неизвестно. И было бы хорошо, если бы текст не просто ставил ответы на поставленные вопросы — так как дидактический текст никому не интересен. Хороший текст должен относиться к так называемому самовозрастающему логосу — это такая вещь, которая живет и развивается после создания”.
“Опыт показывает, что существует огромное количество людей, которые занимаются какими-то напрасными вещами на протяжении всей своей жизни, и ничего в этом страшного нет. В задачу культуры входит отбирать тексты, это такой естественный отбор текстов. <...> Вот как растет лес? Лес растет на почве. Почва в такой исторической перспективе является тем же самым лесом, деревьями, которые здесь росли. Культура — это тот же самый лес. Для существования культуры должен существовать такой же перегной, те люди, которые питают, участвуют в отборе и производстве текста”.
“Нужно быть честным растением, честно расти, маленький ты, большой, шумишь ты, не шумишь, какая у тебя крона — просторная или жидкая — нужно честно пройти свой путь, от дерева до перегноя”.
Интервью с победителем премии “НОС”-2011 писателем Игорем Вишневецким. Беседу вел Михаил Шиянов. — “Фонд Михаила Прохорова”, 2012, 10 февраля < http://www.prokhorovfund.ru >.