Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Новый Мир ( № 6 2006)

Новый Мир Журнал

Шрифт:

Боба как раз читал описание “Натюрморта” Виллема Кальфа (105ґ87,5 см) и наткнулся на замечательное рассуждение, которое позволил себе автор текста. В жанре натюрморта нет прямого изображения человека, но его присутствие как бы подразумевается. Ведь хозяином изображенных вещей, потребителем представленных в картине блюд является человек, его вкус и потребность определяют подбор изображенных в ней предметов… Этот пассаж, особенно кусок о “хозяине” блюд, при замене в нем слова “человек” на “эльф” — хозяином изображенных вещей, потребителем… блюд является ЭЛЬФ, его вкус и потребность определяют подбор изображенных в ней предметов, — Бобе очень понравился. Он даже заподозрил, не написано ли это кем-то из его сотоварищей. Но подозрение Бобой было немедленно отвергнуто, во-первых, потому, что, по обычаю № 27, эльфы не занимались никакими работами, которые могли выполнить люди. А во-вторых, эльфы не нарушали этот обычай вообще.

Такова анатомия эльфов. Продолжая размышлять на эту тему (о возможном в будущем союзе эльфов с художниками, естественно, при тщательном соблюдении экологических требований), Боба долистал книгу до описания “Завтрака” Виллема Класа Хеды (118ґ118 см). Этот отрывок покорил Бобу. Оказалось, что многие художники писали так называемые “Завтраки”. И существовали каноны, которым необходимо было следовать — на то они и каноны.
Обычно изображалось какое-нибудь блюдо, чаще всего окорок, несколько дополняющих его фруктов, бокал или кружка с вином. Почти обязательны аппетитные булочки с хрустящей надломленной коркой .

И Боба стал думать о булочках.

Так сложилась его жизнь, что никогда, ни единого раза, не удалось ему попробовать этот продукт. Около Буки стараниями мэтра Коро не колыхались тяжелевшие по осени колосья пшеницы. Но запах... нет-нет, грубоватый и сладостный аромат, который распространяли хлебобулочные изделия, Бобе был хорошо знаком. Он много раз замирал около эрмитажного буфета, когда туда доставляли ящики со свежей выпечкой. Там у дверей буфета Боба заметил, что флюиды от булочек с упомянутой в каталоге хрустящей корочкой волшебным образом действуют не только на него, но и на всех без исключения посетителей Эрмитажа. Боба некоторое время назад додумался, что люди произошли от эльфов. Ведь у экскурсантов точно так же, как у Бобы, подрагивали ноздри, стоило им оказаться рядом с аппетитными теплыми булочками. Но даже если предположение Бобы о происхождении видов было правильно (он-то в этом не сомневался), то в завершение тысячелетий эволюции обнаружилась некоторая разница. Люди стали разделять пищу на телесную и духовную, у эльфов же сохранилось пищевое единство, благодаря которому в последние лет сто пятьдесят они насыщались, и очень успешно, не плодами Земли, а плодами усилий сонма живописцев. Такова анатомия эльфов. Но требования к изображенным пищевым продуктам предъявлялись высочайшие. Это было всенепременное условие Лесного Совета. И только благодаря тщательному отбору картин-кормилиц удалось в последние, неблагополучные с точки зрения экологии века умножить численность эльфов. Спасибо Лесному Совету!

И тут налетели, зацеловали, защекотали, потащили за собой, приплясывая и Бобу втягивая в этот вихрь торжества.

— Боба!

— Боба, Бобочка же, быстрее!

— Побежали, мы тебе такое покажем!

— Это я первая нашла…

— И я первая увидела.

— Там такие тарелочки и стакан…

— Не стакан, а бокал.

— Ну, бокал…

А вилочки — и ручки у них из перегородчатой эмали.

— И кувшинчики!

— А какое все вкусное!

— Я проголодалась.

— И я, и я…

— А чье это будет — ее или мое?

— Пусть Боба скажет.

— Пусть скажет, а то мы еще не завтракали.

— Бобочка, ну говори же!

Все это эльфочки выпалили почти одновременно и замерли в ожидании Высокого Решения. Боба и без того еще не знал, кто из них кто — ведь вечером они так и не договорились, кто будет Фенюшкой, а кто Никушей. Но сейчас уж было не до этого. И он поспешил за нетерпеливыми своими девочками, решив, что сразу после их завтрака займется закреплением имен.

Они мчались по анфиладе залов, и вдруг Боба понял, что бегут они к “Завтраку” Виллема Класа Хеды, и на бегу стал дочитывать текст из любимого каталога. Так-так, очень интересно: … картина довольно большого, редкого для голландского натюрморта размера (это хорошо) … строгость и сдержанность колорита не делают ее скучной — это замечательно, эльфочки не должны скучать. Просто не имеют такой возможности. Такова анатомия эльфов. Что там дальше: хорошо отглаженная скатерть (это, допустим, мелочи). Ага, вот оно, самое существенное. На блюде лежит серовато-розовый лангуст, рядом желтеет лимон, зеленоватые оливки (в глубокой тарелке… и есть еще пустая плоская, что ж, это удобно), булочка с золотистой корочкой, несколько сосудов — металлические кувшины, бокал.

В оставшиеся до лицезрения полотна секунды Боба подумал о радостях, которые сулит тонкому гурману изысканная сервировка. Он-то всю жизнь обходился грубой глиняной и деревянной посудой, которую нашел в дальнем домике на заднем плане своего пейзажа.

Вот уж они на месте. Все совпадало с описанием —

Боба проверил. Даже лучше, чем в каталоге, потому что лимон был почти очищен от кожуры, которая влажной спиралью свешивалась с края стола. Он оглянулся в поисках второго натюрморта, но они уже мчались дальше.

— Мы еще нашли…

— Нам же два нужны…

— Побежали, Бобочка!

И, увлекаемый своими девочками, мчится Боба мимо недоуменно оборачивающихся им вслед посетителей и старушек-дежурных. Прибыли. Перед ними предстал “Натюрморт с цветами и закуской” Георга Флегеля (52,5ґ41). Боба сразу открыл каталог на нужной странице, чтобы тщательно сверить нарисованное с описанным, но Фенюшка и Никуша стали чуть-чуть подпрыгивать на месте от голода. Еще немного — и, пожалуй, взлетят. Тут уж Бобе придется нести ответственность за нарушение вышеназванного обычая № 8. Поэтому через строчку, пропуская несущественные детали, Боба стал “заглатывать” текст. …Все, кроме песочных часов (это не надо, дальше)… предназначено для чувственного удовлетворения (мило, но дальше, дальше!)… Вот оно: Тут и подрумяненный жареный цыпленок (вот чудо), и аппетитный гарнир (что это там, капуста, что ли?), и закуски. На этом месте Боба понял, что каталог нуждается в дополнениях. Там не были упомянуты: зеленые оливки, белое что-то (морковка? в то время вроде выращивали разноцветную), наиприятнейшая булочка. А вот что в описании было и на картине присутствовало, так это небольшая, но весьма вместительная ваза со спелыми вишнями.

Пока он занимался инвентаризацией — это дело для музейных эльфов было не внове, — эльфочки пытались “считаться” на “стакан-лимон-выйди-вон” и “стакан-воды-выйди-ты”, но никак не могли договориться, с кого начать. То есть они с момента, когда были обнаружены Бобой в зале Эрмитажа, знали русский алфавит, незыблемую очередность букв в нем, в силу которой “Н” всегда предвосхищает “Ф”, но неопределенность с именами все еще существовала. Эльфочки в ожидании окончательного выбора, который, разумеется, должен был сделать Боба, раскраснелись, расшумелись, но стоило ему посмотреть на них… Нет-нет, не строго, не укоризненно, да и мог ли он, любящий, укорять их за мелодичный шум, за едва скрываемый полет, так вот, стоило Бобе посмотреть на них, как они затрепетали и стихли. И в наступившей тишине Боба смог разобраться в их мыслях и впечатлениях. Такова анатомия эльфов.

То, что Боба усвоил из счастливого сумбура ожидания Фенюшки и Никуши, однако, заставило его срочно искать еще одно решение, а после этого мысленно связываться с Лесным Советом. Дело в том, что эльфочки, его драгоценные жемчужные девочки, которых Боба даже не мог заставить выбрать себе имена из двух понравившихся обеим, и из этих двух, на взгляд Бобы, весьма удачных натюрмортов с необходимым и достаточным содержанием всего — и белков, и витаминов, и углеводов — тоже не могли выбрать. И Фенюшке и Никуше нравились в равной мере как основные блюда — курица и лангуст, так и дополнительные — оливки, булки, вишни, лимоны — словом, все, включая сервировку. И одновременно.

Выход из положения Боба нашел сразу, но понимал, что его предложение вызовет у Лесного Совета замешательство. Следовало придумать безукоризненное обоснование, которое удовлетворило бы и Лесной Совет, и самого Бобу как Председателя комитета по соблюдению вмененных обычаев.

Но тут к процессу подключились Существа Бобы, правда, слишком активно. Радостное Существо стало подпрыгивать внутри Бобы, отчего и Боба чуть не взвился в воздух — ему даже пришлось ухватиться за подоконник, — а Существо Заботы стало перекатываться с боку на бок в такт с бодрым скоком своего приятеля. При этом они умудрились исполнить в унисон и очень медленно русскую народную песню “Василек”. Слова этой песни, исполняемые двумя одинаково звучащими голосами, — “ василек-василек, МОЙ любимый цветок ” — и подсказали Бобе искомое обоснование.

Боба решил настаивать на уникальности явления Фенюшки и Никуши — до сих пор феномен близнецов среди эльфов не наблюдался. А девочки не только были увидены Бобой в одно сладостное мгновенье, но манерами, обличьем и окраской жемчуга были удивительно похожи. Кроме того, повторное прочтение ценного каталога добавило Бобе уверенности в правильности задуманного обычая.

Оказалось, “Натюрморт с цветами и закуской” Георга Флегеля пользовался таким успехом, что художник создал еще один точно такой же. Только по прихоти судьбы и искусствоведов, формировавших художественные коллекции музеев, он оказался не в Эрмитаже, а в галерее славного города Штутгарта. Если бы не это прискорбное обстоятельство, не было бы нужды и в новом обычае. Но все случилось как случилось, и обычай № 28, сразу же утвержденный Лесным Советом как вмененный, был сформулирован Бобой следующим образом: “Эльфы-близнецы могут производить натуральный обмен продуктами, не нарушая при этом обычая № 3, если выделенные на кормление картины имеют хотя бы одну точку пересечения. Таков обычай”. В данном случае такой точкой были крупные зеленые оливки, тугие и сочные.

Поделиться с друзьями: