Новый Мир ( № 6 2006)

Как автор и единственный “исполнитель” этого канона, он иногда сталкивался с некоторыми трудностями, но не останавливался ни перед чем. Даже когда он захотел нарисовать рыжекудрую велосипедистку, которая промчалась однажды мимо него, как прекрасный сон, он умудрился поместить ее в интерьер. На картине была нарисована им небольшая комната, дверь которой выходила в цветущий сад. В комнате в кресле-качалке сидела миловидная женщина с раскрытой книгой на коленях. В углу комнаты, куда почти не попадал свет, виднелся кусочек изразцовой облицовки. Женщина повернула голову в сторону двери, а там, в проеме, пронизанная солнечными лучами и от этого полупрозрачная, стояла, держась за руль, велосипедистка. Картина называлась “Прелести спортивной жизни” и предназначалась Питером для спортивно-оздоровительного центра. Впрочем, все свои картины Питер — и это соответствовало истине — скромно называл плитками.

Все было бы хорошо, но, отказавшись закончить образование в школе изразцов, он утратил возможность получения гарантированного и очень достойного заработка. А его жанровые плитки пока не продавались. Заказчики, даже если они появлялись на творческом горизонте Питера ван Бейлиса, видимо, чего-то пока не понимали, и Питер занялся поисками работы. Как-то, перелистывая газету, он обнаружил объявление компании KLM о наборе стюардов на европейские рейсы, прошел собеседование и вот уже целый год наслаждался полетами, посадками, а главное, вот такими небольшими, но весьма ощутимыми перерывами между рейсами. Эти часы он всегда проводил с толком. Можно было пойти послоняться по незнакомому городу, а через какое-то время попасть в него еще раз, уже узнавая понравившиеся улицы, дома, маленькие ресторанчики и даже лица людей. К таким прогулкам Питер готовился тщательно — всегда брал с собой дорожный набор специальных красок и пару керамических плиток любимого размера. Он поставил себе за правило обязательно в каждом городе посещать местные картинные галереи, а после выпивать чашечку кофе в каком-нибудь маленьком (непременно маленьком) кафе. Сидя за чашечкой кофе, Питер что-нибудь рисовал на своей плитке, уж такой он был человек.

Во время предыдущего прилета в Санкт-Петербург Питер, следуя своей программе, посетил Русский музей, но успел осмотреть только работы старых мастеров. В этот раз он собирался побывать в Корпусе Бенуа, где располагалась коллекция картин художников начала XX века. Питер считал, что все старые мастера, например, в XIX веке рисовали примерно одинаково во всех европейских странах. Такое было время. Слишком много канонов. Но к концу века XIX и началу XX накопилась разница, и ею с лихвой воспользовались многочисленные художественные течения, школы и отдельные независимые мастера. Вот эту “российскую разницу” и мечтал увидеть сегодня Питер ван Бейлис, бывший студент Амстердамской школы изразцов, а ныне — стюард компании KLM.

Покинув аэропорт, Питер добрался до центра города. Он вышел из метро на углу Невского проспекта и канала Грибоедова и, повернув направо, зашагал в сторону сверкавшего пряничной красотой многоглавого собора. Слева трепетали воды канала. Он подумал: “Как перед наводнением”. Он всегда чувствовал желание воды выплеснуться за разрешенный уровень, за ординар. “Вода, как я, — улыбнулся про себя Питер, — хочет освободиться от канонов. Хочет быть неординарной”. С каждым шагом он приближался к светло-желтому зданию с белыми колоннами по фасаду — цели его похода. Уже стала видна остекленная крыша, и Питер порадовался, что в музее хорошее, правильное освещение.

Поднявшись на второй этаж, он оказался в анфиладе залов, уходящих, казалось, за горизонт. Питер шел медленно, ускоряясь только на пейзажах, которые не нравились ему с детства, так же как и чувствительные описания природы в романах. Если бы его спросили, то он легко эту свою нелюбовь к пейзажам мог бы объяснить. Все-таки Питер представлял семью, где все мужчины были изразцовых дел мастерами. А у таких людей ценились орнаменты и симметрия. Каждый отдельный листок-лепесток был, с этой точки зрения, верхом совершенства, но вот в совокупности… “Возьмем для примера дуб, — размышлял Питер, пропуская очередной пейзаж. — Старый, искореженный жизнью. Нет в нем симметрии. А любой его лист — пособие по рисованию узоров”.

Основное внимание Питера привлекали портреты в интерьерах. Было, было на что посмотреть у этих русских! На обороте входного билетика он записал фамилии понравившихся ему художников (“для углубленного изучения”):

СЕРОВ

ВРУБЕЛЬ!!! Бакст

КУСТОДИЕВ

u/

Филонов?!

Уже двигаясь к выходу, он вдруг почувствовал некоторое раздражение, которое вызвало неприятное ему сочетание чего-то голубоватого и красного. Слишком много красного. Он подошел поближе и, не глядя на картину, стал читать фамилию художника. “Кузьма Петров-Водкин” — вот что он прочел. Питер ухмыльнулся: “Почти тезка”. Его знаний русского языка (привьет, спасьибо, воудка, тсар Пьетр, Питерсбург) хватило на этот нехитрый вывод. Петров — почти Питер. А Водкин или Бейлис — не очень большая разница, все равно алкоголь. Столь любопытное умозаключение привело к тому, что Питер, преодолевая врожденное отвращение к красно-голубому, все-таки посмотрел на полотно. Там был берег реки, несколько почти нереальных мальчиков, как будто выструганных из деревянных чурочек, что-то еще и гигантский — Питеру показалось, что он вырезан из бумаги, — кроваво-красный конь, перечеркивающий собой все перечисленное. Теперь Питер прочел и название картины: “Купание красного коня”. Кто кого купал, Питеру было совершенно неясно. Скорее конь мог не только выкупать, но и утопить всю компанию.

Все это Питеру категорически не понравилось, хотя название заворожило — в нем была сказка. Еще в детстве он придумал одну игру. Разглядывал какую-нибудь картину, а потом в нее мысленно пристраивал сюжет из другого художника, из другого времени. Получалось занятно. Он отошел подальше — картина была довольно крупной — и, чуть прикрыв глаза, попытался вместо коня представить себе “Девочку на шаре”. Вышло чуть лучше, девочка была занята делом — она удерживала равновесие, стоя на синеватой сфере, — и не таращилась на Питера, в отличие от одного из мальчишек. Но девочка была такая хрупкая, а конь такой мощный, он выталкивал девочку из сюжета, она могла упасть… Питер открыл глаза — красный конь рвался к реке. А Питер направился к выходу.

Оказавшись на улице, он пошел было в сторону метро, но свернул налево и очень быстро вышел на площадь перед Русским музеем. Тут его внимание привлекла вывеска над входом в угловой подвальчик. На двух языках было написано — “„ДЕНЬ ‘БЕЙЛИСА‘”. Только у нас. Почти бесплатно”. И чуть ниже: “Мы варим кофе лучше всех”. Первая надпись приятно удивила Питера ван Бейлиса-младшего. А вторая увлекла в недра гостеприимного заведения.

Место, где оказался Питер, нельзя было назвать маленьким кафе, но один из залов — сводчатые потолки из старого некрашеного кирпича, стены с изразцовыми нишами — понравился Питеру. Там было всего четыре крошечных столика со столешницами из толстого черного стекла. В ожидании официанта он стал рассматривать зал. Из соседнего помещения раздавался смех и доносились звуки какой-то знакомой мелодии в ритме самбы. Питер даже захотел потанцевать, но в зале, кроме него, никого не было, и он занялся делом.

Он достал краски, одну из приготовленных плиток и стал набрасывать фон, тем более что и канонический изразец в интерьере, как уже было сказано, присутствовал. А стоило слегка вывернуть изразцовое пространство ниши — и получалась замечательная печка. Или камин. Еще раз цепким профессиональным взглядом он охватил небольшое помещение и заметил, что один из столиков хранит следы чьего-то присутствия. В центре стола стоял большой, сиреневого стекла толстостенный бокал на низкой ножке. В бокал на треть была налита кремовая непрозрачная жидкость, которая туманила его стенки, отчего они мягко светились в лучах старинного фонарика.

Вообще соседний столик был очень удачно, с точки зрения Питера, освещен — как маленькая сцена. Оставалось дождаться появления действующих лиц. Времени у Питера было предостаточно, кофе уже принесли, и восхитительный к тому же. Пьеса должна была начаться с минуты на минуту. “Интересно, какая она будет”, — подумал Питер. Послышался звук открывающейся где-то двери, по залу пронеслась прохладная волна, и Питер уловил знакомый аромат. Запах явно шел из сиреневого бокала. “Так это „Бейлис”, — сообразил Питер, — как же я раньше не подумал. Но тем лучше, тем лучше”. Питер обожал знаки, которые подкидывала иногда жизнь. Сегодняшний день был щедр на них. Сначала его тезка — Петров-Водкин, а теперь еще и одноименный с ним, Питером, ликер.

Питер мазок за мазком наносил краску, и ему удалось, несомненно удалось, передать волшебную полупрозрачность сиреневого стекла, омытого волнами сливочного ликера “Бейлис”.

Завибрировала и растаяла самба. Смех приблизился и замер где-то за поворотом, а в зал, продолжая еще танцевать, вошли, вплыли, нет — плавно влетели две девушки. “Так могут двигаться только эльфы”. Эльфы аккуратно приземлились за столиком, который уже был частично изображен Питером на плитке. Ах, как хороши были вновь прибывшие! Их походка, которая показалась Питеру полетом, была легка и весела. Питер даже перестал рисовать и замер, чтобы не помешать неловким движением играм эльфов. Он судорожно стал придумывать название для рождающегося шедевра (“никак не меньше”) — “Самба эльфов” или “Эльфы с бокалом „Бейлиса””…