Новый Мир ( № 7 2008)

и незаметно тлеющий торфяник

которым привкус гари привнесён

перерастает в пламень триумфальный

туман прохладный и горячий дым

неотличимы как любовь и похоть

столь нечленораздельно молодым

себя чудно2 под занавес припомнить

случайной искры некогда достало

чтоб тление подспудно нарастало

перерождаясь в яростный накал

с которым не управиться никак

кто ж знал что сколько ливней ни прольётся —

похеришь жизнь похоронишь жену —

подспудный жар уходит в глубину

и станет тлеть покамест не прорвётся

III. Presto: Tempo impetuoso d’Estate

Назойливые осы, таз с вареньем

и облаков закатное горенье,

присыпанное пеплом по краям, —

домашний рай не для таких, как я.

Переизбыток мошек и букашек,

кишенье жизни в собственном соку,

считай, необратимо обрекает

утрате вкуса всех, кто и2мет вкус.

Природа — Рим, где не уединиться,

а я от муравейников устал.

И слюдяное марево струится

над раскалённой белизной листа.

Но любопытен я. Мне с детства любы

прохладные глубины старой лупы.

И в тот кружок, что походя прожёг,

свершаю окончательный прыжок.

L’Autunno. RV.293

I. Allegro: Ballo e Canto di Villanelli

Багряное, золотое —

доступны за просто так.

Подходит к концу застолье,

и воздух влагой набряк.

Природа, в миг перехода

бесстыдная на свету,

вступает в привычный холод,

привычную красоту.

Ей, женщине, инстинктивно

понятна эта игра:

за тленным золотом стынет

бессмертие серебра.

Откинувшись на подушку,

ей лестно и чуть смешно,

что так заморозить душу

другой уже не дано.

II. Adagio molto: Ubriachi dormienti

лучше и2з дому наугад

страшно наедине с душой

шутовской лоскутный наряд

не роскошен скорей смешон

наподобие пышных риз

слаще честное неглиже

или белый верх/чёрный низ

как у тётенек на душе

снег — покрывший на Покрова2

разорённую землю — лёг

на виски мои на слова

как серебряный мотылёк

он упрямо порхал чудил

платонически длил игру

белизна сильнее чернил

даже если стает к утру

III. Allegro: La Caccia

Сучьев утренняя проседь.

Впрочем, лучше ни гу-гу

о творящемся без спросу

в человеческом мозгу.

Боже, до чего же славно

до сих пор по мере сил

эту стынущую слякоть

снисходительно месить!

До чего же неохота

становиться стариком,

чтобы в близящийся холод

заглянуть одним глазком!

Льдистым градусником смерить

уходящее тепло.

Дух, бессмертный после смерти,

не способен помнить плоть.

L’Inverno. RV.297

I. Allegro non molto

Ни ледяных узоров на стекле,

ни хвойных лап в морозном серебре —

лишь клянчат жизнь голодные пичуги.

Пусть всё не так, как надобно для чуда,

и вместо снега бурою листвой

земля заледенелая одета —

безбожий мир вступает в Рождество,

как желчный старикан впадает в детство.

А там огни бенгальские искрят

и огорченья делаются мельче.

Скрипичные серебряные смерчи

ныряют в нисходящий звукоряд

и вновь взмывают в праздничную высь.