Новый Мир ( № 7 2008)

“Действительно, куда я их? — только сейчас, с улыбкой здороваясь, целуясь с родней, задумался Юрьев. — Придется в два рейса, что ли...”

— Собираемся, собираемся! — заговорил. — Иринка уже на стол накрывает, Марина едет с детьми. Поговорим посидим.

Они встречались нечасто и в основном коротко, по делам; иногда съезжались на общую дачу под Электроуглями, но в маленьком домике было тесно, поэтому, случалось, ссорились, на какое-то время разрывали отношения... Сейчас же Юрьеву казалось, что, только собрав всю их разросшуюся, но и почти распавшуюся семью, можно переставить жизнь на новый, настоящий путь. Или хотя бы почувствовать, что она идет не совсем бессмысленно.

— Ну чего вы такие все?! — не выдержал, вспылил. — Мне очень нужно сегодня собраться...

Сам повез молодежь и Игоря, а Дарью с девочками попросил захватить Олега — почти по пути.

Пассажиры были молчаливы и, кажется, недовольны, что их вытащили из квартиры. Зевали, смотрели в окна; Андрей с Милой как-то ободряюще, как при несчастье, пожимали друг другу руки.

— Как там Париж, — нашел Юрьев глазами в зеркале заднего вида

Володю, — стоит?

— Наверно. Я давно там не был.

— А чего так? Я, если б во Франции жил, из Парижа не выезжал бы.-— Юрьев сладко-грустно вздохнул. — Эх, пять дней с Иринкой там провели в девяносто четвертом, а память на всю жизнь... А ты что приехал-то? Насчет гражданства?

— Типа того.

— Везе-от... — И заметил в зеркале, как Володя снисходительно покривил губы, а Андрей с Милой усмехнулись; Юрьеву стало неловко, будто сказал глупость, но тут же мысленно пожелал: “Усмехайтесь.

Посмотрим, как сами через двадцать лет... Что у вас-то было и что впереди?”

Игорь сидел тихо, незаметно на переднем сиденье. Он вообще имел свойство становиться незаметным... Работал журналистом, но на журналиста не был похож — неразговорчивый, спокойный до скучности — и статьи писал какие-то малопонятные, с претензией на сложность и глубину: о мировой экономике, о финансах. Иногда, встречая его статьи в газетах, Юрьев представлял, что автор не вылезает из международных конференций, дружит с министрами, всегда в костюме, живет в огромном доме где-нибудь на Николиной горе, где у него библиотека и кабинет, в котором он обдумывает судьбы мира, предугадывает перспективы развития. Но потом Юрьев вспоминал, что это Игорь, муж его сестры, что живут вшестером в двухкомнатной квартире, вечно нуждаются в деньгах, и вздыхал саркастически: “Да, в чужих финансах разбираться легко, свой бюджет пополнить — вот проблема”.

Свернули с Каширского шоссе. Справа открылась панорама орехово-

борисовских микрорайонов — десятки домов разной высоты и ширины уходили на юг. Может, и не самый большой жилой массив, но для Юрьева-— самый внушительный. Наверное, из-за свободного пространства перед его началом — прудов, лужаек и сквериков. А за ними — железобетонное скопище...

— Небоскребы, небоскребы, — напел Юрьев, — а я маленький такой.

Игорь с готовностью отозвался:

— М-да, разбухает Москва.

— Тесно. Я в будни и на машине не езжу почти...

— Тут все сложнее, — перебил Игорь. — Управленческая централизация перерастает в демографическую. Остается один настоящий город в стране, остальное — малозначительные придатки. Такое бывало уже в истории и заканчивалось страшными катастрофами.

— А везде говорят, что регионы развиваются...

— Деза. Возникают корпоративные оазисы, а вокруг — средневековое одичание.

— Ладно, Игорек, не пугай. Сейчас винцевича хлопнем, поедим вкусного. Расслабимся. Если все время о глобальном думать — мозги спекутся. Так, молодежь? — Юрьев глянул в зеркало; племянники послушно покивали, Мила снова усмехнулась.

“Нашел Андрей девку, — подумалось. — Вот женятся, и она покажет. И ему, и Дарье с Игорем. Откуда она вообще? Откуда-то с периферии... Такие умеют подминать”.

Юрьев мотнул головой, отгоняя эту мысль. Неприятную мысль... У него вообще частенько стала возникать антипатия к девушкам. В каждой виделась хищница, во взгляде читалось стремление захватить мужчину получше, побогаче, сесть ему на шею, тянуть деньги, постоянно теребить, чтоб проявлял внимание, говорил о ее красоте, а взамен выплескивать свою отрицательную энергию.

В молодости Юрьев мощно ловеласничал; большими успехами похвастаться не мог, но женщин очень любил, от понравившейся, но недоступной отступал неохотно. И в первые годы семейной жизни это приводило к частым ссорам с женой, завязывались такие узлы, что другая, более эмоциональная, наверняка бы с ним развелась. И виной всему были девушки восемнадцати — двадцати лет. Заманивали, обволакивали свежестью, страстностью, а потом старались сожрать. Если не очнуться вовремя, не отскочить — вся жизнь к чертям...

Сегодня из-за этой Милы чуть поездка не сорвалась — когда оделись, столпившись в прихожей, она уловила, что от Юрьева попахивает вином. Всех всполошила, почти что истерику устроила, что вот ее, принцессу такую, повезет пьяный. Еле-еле удалось Юрьеву отшутиться, соврать пришлось, что это со вчерашнего. Вроде поверили.

Надо как-нибудь момент выбрать, поговорить с Андреем, чтоб головы не терял, а подумал, взвесил. Ведь жизнь запороть — проще простого.

Заметил вывеску “Продукты” и вспомнил про масло. Затормозил, остановился.

— Сейчас, пять минут.

Магазинчик был маленький, круглосуточный. В таких днем почти нет покупателей, зато по ночам то и дело забегают — кто за пивком, кто за сигаретами, кто за хлебом...

— Бутылку растительного масла, — бросил Юрьев на прилавок сто рублей.

Продавщица выбила чек, насчитала сдачу и подала масло. Уже выходя, Юрьев увидел, что этикетка какая-то странная — вместо подсолнухов были нарисованы желтые зернышки.

— А что это? — вернулся к прилавку.

— Что? — Продавщица была молодая, симпатичная, истомившаяся от скуки.

— Что за масло? — И Юрьев прочитал: — “Рапсовое”. Что это?

— Рапсовое масло.

— Никогда не слышал...

— Вы попросили растительное, я дала.

— Мне надо сли... То есть, это, подсолнечное. — Юрьев стал злиться: “На каждом шагу проблемы”. — Обычное подсолнечное масло!