Новый Мир ( № 8 2008)
Шрифт:
(Вот почему она, бандитка, ушла! Наверное, ей утром лифтерши стукнули.)
Ворвался Андрей, злобно ругаясь:
— Вот подлецы! Шмон по столам устраивать вздумали! Куда мне теперь письма любимых женщин девать? Негодяи! Что это за муть ты накатала? Садись, пиши:
Гл. редактору “Советского экрана” Писаревскому Д. С.
от Хаустовой Н.
В марте с/г по просьбе одной женщины, поживающей в доме, где находится редакция, я согласилась
Н. Хаустова.
Наташа чуть успокоилась и побежала к Писаревскому. Андрей, матерясь, тоже ушел.
Через час он вернулся и сообщил, что Наташу уже допрашивали Писаревский и секретарь парткома. Примерно в таком духе.
— Сейчас мы тебя будем арестовывать. Ты знаешь, что ты писала? Там содержится призыв к вооруженному восстанию.
— Ой, прошу вас, подождите хоть пять дней — у меня мама больна...
— Почему ты без разрешения печатаешь? Что ты еще писала?
— Я Зоркую писала — история кино, Туровскую и Ханютина писала про кинозвезд…
— Письма писала?
— Писала.
— Какие? (Оживленно.)
— Письмо физиков.
— Что это такое?
— А это Шульман (Фридман, Фрейман? — Н. З. ) написал сценарий про физиков, а его в номерной институт послали, и физики пишут отзыв, что очень хорошо, правильно показаны в сценарии их труд и быт...
— Руденко8 писала?
— Нет, Руденко я ничего не писала, он у меня не пишет, я с ним даже не знакома...
Еще через час Андрей пришел совсем злой, пьяный и бледный:
— Поздравь нас. Уже КГБ в редакцию приезжало. Входит парень какой-то вполне шикарный в болонье. Где, говорит, можно увидеть товарища Писаревского. А вы откуда? Из Комитета госбезопасности. Девки в обморок попадали. Черт знает что делается.
— А Наташка-то что?
— Ну что, вызвал он ее в кабинет Писаревского и спрашивает: скажите, у вас есть брат по фамилии Хаустов? Она отвечает: нет. А родственник под такой фамилией есть? Нет. Ну все, можете идти. Ничем больше не поинтересовался. Представляешь, как сегодня будет рассказывать своим корешкам про бдительность и как будут ржать. Bсё. Хватит. Подрывать отсюда надо. Представляешь, гад, это надо — КГБ вызвал! Сука! Говнюк! Ничтожество! Паразит!
— Как думаешь, не застукают, что Надька непрописанная?
— Кому нужна ее прописка! Они контру выявляют!
Удалившись, Надя оставила недавно купленный ею за 8 р. православный молитвослов, откуда она черпает свои акафисты. Я влезла в него. Написано:
“Кондак 2
Видяще Твоих мир излияние богомудре просвещаемся душами и телесы…
Икос 2
Радуйся — всех богомудрых премудрая доброта.
Радуйся — огненная словеса испущай.
Радуйся — добре стадо свое наставляй.
Радуйся — яко тобою вера утверждается...”
И проч. и проч., et cetera.
Все это происходило не в артели “Красная синька” в 20-х годах, но в художественном журнале, 3 миллиона тираж, в апреле 1968 года. Действовали кандидаты искусствоведения, выдающиеся советские кинокритики. Венеция, Бейрут, Мадрид, Каннский, трах-тарарах, фестиваль, Феллини, Антониони.
Наташе объявили выговор по производственной линии в приказе, поставили на вид по комсомольской линии (было персональное дело) и строжайше приказали все, что она печатает частным образом, визировать у секретаря редакции.
Через три дня явилась Надя.
— Как, уже выписали?! Вот повезло! Другие с инфарктом по три месяца лежат.
— Простите меня, я сама не своя была. Я как утром встала, подыхаю, а тут вы на меня накричали — вы же видели, в каком человек состоянии, сам не свой, а вы меня выгнали — куда идти?! Простите меня.
— Врешь ты все, симулянтка! Услышала от лифтерши, что меня уволили, и побежала, как крыса с корабля. А из-за тебя человека чуть не арестовали.
— Нея Марковна, уж это — пуля!
— Ах, пуля? Спустись-ка в “Экран”, к Наташке, если ее еще на черном вороне не увезли. Что ты там ей подсунула?
— Акафист Святой Божьей Матери-заступнице. Это же разрешается. Там ничего такого нет!
— А где есть, ты знаешь? Пришьют — и все в порядке! Сколько раз тебе говорила, давай напечатаю твой акафист. Нет, ей в “Экран” нужно. Иди, извинись перед Наташкой, возьми там все на себя.
Надя мужественно провела с секретарем парткома теологический спор, утверждая, что, в отличие от неистинных, по существу языческих, верований иудеев, магометан, буддистов, браминов, вера в Иисуса Христа незыблема и законна. Когда она вернулась, я ей велела собрать вещи и ехать в Курск.
— Приобщишься там к народной жизни, обдумаешь свой поступок и напишешь апелляцию по всем пунктам. В случае полного и безоговорочного чистосердечного раскаяния я тебя, может быть, возьму обратно. Иначе не приезжай.
Хлопая глазами, Надя уехала. Две недели Маша пекла каждый вечер кекс, совершенствуясь в кулинарном искусстве и готовя себя к циклу “Сто вкусных блюд из картошки”. Вечерний клуб переместился на кухню.
Осенью у нас гостила Нина Лифшиц9, которая устроила Надю на медицинское обследование в МОНИКИ, где, как она утверждала, великолепная диагностика. Кардиограмма Н. Г. Долженковой не обнаружила никакого порока сердца. Рентгенолог прописал ей анальгин, кофеин и настойку женьшеня. Теперь у Нади нет инфаркта и ревмокардита. Теперь она больна инфекцией в организме и еще гландами.