Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Новый Мир ( № 8 2010)

Новый Мир Журнал

Шрифт:

под своим славным историческим именем —

Санкт-Петербург!

 

Трудящиеся всех стран, объединяйтесь

для борьбы с большевизмом!»

 

 

IV

 

Тетрадь Глеба (продолжение):

 

«9 — 14 октября 1941 г. Дни непрестанных налётов и начало

Покрова.

Необходимо, пока в ясном уме и сознании, записать это — хотя бы так, скелетом слышимого, словесным наброском, отмечая всё то, что потом, если позволят обстоятельства, обрастёт звуковым мясом, не задерживаясь на зияньях.

Форма — вариации, причём двойные: pro и contra, ослепительный свет и неверные сумерки, Альфа и Омега, если хотите (никаких намёков).

Две темы.

Соло литавр — введением в славословие. Тема первая: у рояля, даже у двух роялей, зияющих широко распахнутыми крышками, демонстрируя струнно-рёберную внутренность телесной души (а душа музыки именно телесна, хотя и рвётся в стихийно-числовое), её кровоточащее. Тема идёт неуклонно возрастающе, в контрапункте с линией колоколов. Как строфа — когда записать словесно, то получится:

 

Город, залитый солнцем в короне зенитных разрывов

ранним снегом покрытый ослепительной изморосью

дышишь ты как река сквозь себя проходящая

нам тебя не избыть в громком сердцебиении

 

(___ ___

 ___ __

 ___ __

 _____

 

слова примерные, но за ритм отвечаю).

 

И вторая тема — анти, ритмом у густой виолончели в диалоге с альтом, на бледном контрабасовом подмалёвке — снова превращаю в слова:

 

 

покуда воздушным — скользя — изливается змеем в удар

как дерево пламени ищет корнями испить

дыхание жизни надежд дуновение где

в момент проясняется взгляд сквозь накат атмосфер

 

(стало быть:

 

 ______

 _____

 _____

 _____).

 

А теперь вариация первая на первую тему, если продолжать заполнение ритма словами, звучащая примерно так:

 

Солнцем залитый ярким рваными дырами

расцветаешь в дымах крышами, шпилями

в оба лёгких реки льдом не стесняемой

дышишь ровно свистишь под литавры разрывов

 

(обойдёмся на этот раз без схемы, всё ясно и так, и быстро и начерно вариация на вторую тему):

 

дрожаньем

листвы

и очерком лоз дымовых

обвивших дыхание

что крепчает в последней борьбе

под шквал огнеградин

ты дерево или пожар

 

Вариация II (темы первая и вторая) —

 

в этом солнце дневном блещущем ярко

растопляющем снегсмертную изморось

или пот на челе выпарив жаром

ты готовишься встать в тень того, кто

словно ожившее

кровеносное дерево несокрушим

чья медная длань простирается выше холодной реки

дыхание жизни дыхание смерти в огромных его

глазах поглотивших громовый просвберк атмосфер

 

Вариация III (на первую тему) —

 

в солнце жизни влитой

нет, скорей виноград

загнутый лозами

смертной бури побег

виски обвиваешь

всаднику

высящемуся горою — —

 

Дифирамб! Получается самый настоящий дифирамб!»

Глава вторая. Вера

 

V

 

«…Amo, et cupio, et te solum diligo, et, sine te jam vivere nequeo; et caetera quis mulieres et alios inducunt, et suas testantur affectiones» [1] , — почему-то эта ироничная фраза их Апулеевых «Метаморфоз» крепко засела в мозгу Глеба. Не то чтобы он в некоторые моменты жизни чувствовал себя Луцием, превратившимся в осла (хотя и это было), просто сила Вериной любви, выражаемой действенно и словесно, перехлёстывала через край понимания, заставляла его сомневаться в реальности переживаемого, где их счастье нерасторжимо сплелось с общим несчастьем.

«Так не бывает», — сказал бы на его месте много кто. «Это незаслуженно», — говорил себе Глеб. Он словно забывал, что происходившее было выстрадано годами ошибок и срывов, множеством неверных шагов.

Глеб, как и всякий по-настоящему счастливый человек, не понимал, внутри какого предельного, редко переживаемого с такой полнотой состояния он находился. Вокруг были возрастающее разрушение, война, всё большая неопределённость будущего. Внутри — напряжение жизни и её смыслов. Прежнее казалось тенью, вдруг отпавшей, и теперь Глеб, словно бы выздоровевший, шёл в свиристящем и залитом светом, не по-осеннему и не по-городски бестенном солнечном пространстве, охваченном качаемыми — нет, не бомбовыми ударами и артобстрелом, а резким балтийским ветром — деревьями, и октябрьский ветер пел полногрудым дыханием вздымавшей в нём лучшее весны.

Поделиться с друзьями: