Новый мир для Элиз

Иногда поднимала руку и подносила ее к глазам, глядя на то, как подрагивали от слабости мои пальцы.

Пыталась даже брать кружку с горьковатым варевом, которое делал для меня мессир Густаф. Первый раз не смогла поднять ее с табурета, но затем стало получше.

С каждой минутой, с каждым часом ко мне возвращались силы, и я наконец-таки смогла оторвать голову от серой, пропахшей сыростью и потом подушки, а потом и сесть на кровати.

Следующий шаг к выздоровлению – я начала есть самостоятельно. Три раза в день в мою маленькую келью, настоящий каменный мешок, приносили непонятное варево.

Утром было то, что здесь называли кашей, но выглядело оно как горка липкой и безвкусной субстанции. На ужин давали похлебку, и по вкусу эти блюда не слишком различались. Зато днем мне доставался кусок черного ржаного хлеба с ломтиком овечьего сыра и немного козьего молока.

Но я съедала все, затем выпивала горькое лекарство, не забывая при этом благодарить мессира Густафа за лечение, а пожилую и полную Маргот, служанку в цитадели, за ее заботу и за то, что она заботилась о моем пропитании.

Заодно я ждала прихода того мужчины, который меня спас, отыскав на развалинах Хордвика, и перенес на драконьих крыльях в Сирью.

Но как только я пошла на поправку, приходить он перестал.

Не выдержав ожидания, осторожно расспросила о нем у мессира Густафа.

Уже знала, что лекарь был родом из Умбрии, учился на лекарское дело именно там, поэтому его называли «мессир». Родись и учись он здесь, в Андалоре, то был бы «магистром Густафом».

– Лорд Маркус Аттиус Корвин, нынешний капитан гарнизона, – с готовностью отозвался старик. – Прибыл из столицы с проверкой несколько месяцев назад, но так здесь и остался.

– Но почему?

Доподлинно этого мессир Густаф, которого жизнь поводила по разным интересным местам, не знал.

– Подозреваю, ужаснулся из-за того, что здесь увидел, поэтому решил остаться. Лично возглавил Пустынный Патруль, заодно добился, чтобы численность гарнизона Сирьи была увеличена как минимум втрое.

– Но из-за чего? Неужели нам грозит серьезная опасность? – шепотом спросила я у старика, хотя подозревала, что не стоит столь откровенно демонстрировать собственное незнание здешних реалий.

Но мессир Густаф не счел мой вопрос подозрительным.

– В последнее время Тьма снова пошла в атаку, – возвестил он. – Грани едва держатся – не только рядом с Сирьей, но и по всему обитаемому миру. Но именно здесь, на юге Андалора, порождения Тьмы стали появляться уже не только на подступах, но и в самом городе.

Я слушала его и молчала, понимая, что мои нервы тоже едва держатся и они тоже уже на грани.

Болезнь помогла смириться с мыслью, что я очутилась в другом мире. Но сейчас, после рассказа мессира Густафа, мне стало предельно ясно, что не стоит распространяться направо и налево, кто я такая и каким образом попала в Хордвик. Иначе меня могут причислить к порождениям Тьмы, и тогда моя судьба незавидна.

При этом у меня не было никаких идей, как вернуться домой.

Судя по всему, из-под колес автомобиля меня спас бабушкин медальон, другой версии у меня не имелось. Перенес на руины заброшенного города, после чего отключился, решив, что выполнил свою миссию.

Но снова включить его не выходило.

Золотистые створки все так же были плотно сомкнуты, а ломать медальон я не рискнула. Заставить заработать его тоже не удалось, хотя особых идей, как это сделать, у меня не имелось.

Вариант зажмуриться и попросить: «Верни меня домой, пожалуйста!» – я тоже испробовала, причем многократно.

Но он не сработал.

Была еще одна идея – вернуться в город пауков, отыскать ту самую площадь, на которой я очутилась после переноса, после чего хорошенько ее исследовать.

Быть может, где-нибудь имелся столбик с выемкой и надписью «Положить кулон сюда и нажать вот на эту кнопку», после чего я сразу же окажусь дома, в Н-ске?!

Идея мне нравилась, но вызывала закономерные сомнения.

Второй укус паука я вряд ли переживу, а узнавать, как кусаются черные простыни, мне не хотелось.

В такие моменты – когда я задумывалась о том, куда меня закинуло и как мне отсюда выбраться, – на меня накатывала страшная тоска. Слезы начинали литься из глаз, и я всхлипывала, жалея себя, а заодно осознавала собственное бессилие и полнейшее одиночество.

Но до меня мало кому было дело. Если быть с собой честной, то никому.

Ни мессиру Густафу, ни пожилой служанке Маргот. Да и лорд Маркус Аттиус Корвин, поняв, что трупа из меня не выйдет, тоже потерял ко мне какой-либо интерес.

Но я все равно его ждала.

Лежала в кровати и почти все время спала, радуясь тому, насколько быстро ко мне возвращаются силы. Просыпалась только тогда, когда возле двери раздавались шаги.

Но это был не он.

Иногда ко мне заглядывал мессир Густаф, но чаще всего являлась Маргот. Зажигала новые свечи, ругая меня за то, что я не хотела спать в темноте и моя прихоть – это глупое расточительство. Приносила воду и еду, а один раз – ну, когда я окончательно перестала умирать, – даже приволокла большой чан и два ведра с теплой водой с кухни.

Помогла мне вымыться, после чего выловила из грязного передника деревянный гребешок с поломанными зубьями и позволила расчесаться.

И все это, конечно же, под мои неустанные слова благодарности.

Также от Маргот я получила старое платье. На вид это было ужасное коричневое тряпье со шнуровкой по бокам. Оказалось, сперва Маргот носила это платье сама, пока не нашла себе работу в цитадели, как раз рядом с кухней. Тогда-то она и раздалась вширь.

Платье перешло к ее дочери, но после очередных родов та тоже серьезно поправилась.

Наконец, особо стойкое платье попало ко мне, хотя Маргот могла бы отдать его старьевщику и выручить за него целых два фартинга.

– Отдашь долг, когда начнешь наконец-таки нормально вставать, – заявила мне. – Будешь помогать, а то у меня спина давно отваливается таскаться с этими тряпками и ведрами по цитадели. – Уставилась на меня задумчиво. – Правда, девка ты видная, а тут целый гарнизон мужиков… Будешь вечно беременной.

– А можно я не буду вечно беременной? – спросила у нее.