Новый Мир - Золото небесных королей

– Мы тут что, до полудня стоять будем, перебей рука?
– злобно сказал себе в бороду Стовов, поводя затёкшими плечами.

Миробад прекратил чесаться, а мальчик в шкуре гепарда поднял голову, стараясь понять, откуда доносятся эти непонятные, глухие слова.

– Никто не умер, мой король, - ответил наконец Элуа.
– Прибыли лазутчики из лагеря Само, гонец от Отта и второй гонец от вашей супруги, достославной Нантильды. Доставили письмо от епископа Турского. Он в нём сообщает, что из лесов вышли кельты, понуждаемые голодом и гибелью дичи, и напали на монастыри в долине Мааса. Свободные крестьяне бегут к Луаре. Письмо от управителя Тиберия - в Клиши был пожар, но любимые ваши покои уцелели. Бритты и кельты Юдикаеля снова набежали на Ронн и Нант, но были отражены союзными норманнами. Эрих доносит, что веление ваше по починке моста через Рону и дороги на Арль выполнено вполовину, из за того что кончилось дозволенное число денег, рабы утомлены, а свободные принялись за посевы. В Сен Жюсте начали купол и нефовые галереи северной стороны. Скифы привели своих. Миробад устроил их между семейством Теодада и баккардийцами Гуно. Арбогаст уехал разместить своих у горы Дольсе, вернётся после полудня.

Рагдай понял, что скифами Элуа обозначил войско Стовова, и выступил вперёд, приложив руку к груди:

– Мы пришли по твоему зову, достославный король.

Ослепительный бело жёлтый свет затопил шатер, после того как поднялся полог входа и утро, ветреное, хвойное, солнечное, проникло внутрь. Кто то невидимый, пронизанный солнцем, хрипло объявил:

– От Цидеруса пришёл сотный. Говорит, Само овёс больше брать не даёт...

– Уйди, король ест.
– Элуа рыком отбросил солнечный свет и жестом восстановил полог на прежнем месте.
– Мо, иди скажи снаружи, чтоб никого не допускали, и пусть скорее ведут того чёрного скифа, что Гундобад захватил на Истрице.

Один из железных воинов вышел, звякнув кольчугой и пряжками, словно конь упряжью. За занавесом два женских голоса заспорили, кому мыть котел, ещё один голос причитал по пропавшему серебряному блюду. Таз унесли. Дагобер, не вставая, дал одеть себя в шёлковую рубаху, шитую золотой нитью, и вчерашнюю кожаную безрукавку с тиснёным рисунком.

Света стало больше. Наконец стало различимо, что король сидит на троне с высокой спинкой и подлокотниками. На уровне его головы из спинки торчали оскаленные собачьи морды, такие же морды оканчивали подлокотники. Ног у трона не было, сиденье стояло на коробе, прорезанном насквозь равномерным узором в виде четырёхлистника.

– А, хитрецы, - король вгляделся в Рагдая и Стовова, который стал виден после того, как Миробад отошёл в сторону.
– Эй, уважаемый Хлодранн, Туа, идите к Цидерусу, что там с овсом...

Седовласые, за спиной Элуа, переглянулись и с видимым недовольством вышли, стараясь не напускать внутрь солнца.

Элуа, понимающе косясь на короля, подошёл к занавеси, нырнул туда головой:

– Эбона, Гета, все! Уходите, позову.

– Так еду надо подать, волосы ещё королю не чёсаны, - отозвался из за занавеси мягкий женский голос, по саксонски глотая твёрдые звуки, потом там кто то звонко хихикнул, что то с бряканьем упало, полилась жидкость, наполняя невидимый сосуд.

– Я сам подам королю, - сказал Элуа и добавил: - Хильд, иди встань снаружи на втором входе - никого не пускать.

– Он что, нас тайно крестить будет, этот король?
– сказал Стовов, не разбирая слов, но видя приготовления.

– Его воевода велел воину привести пленного, что захватили два дня назад, - тихо ответил Рагдай, не поворачивая головы.
– Он называл его тем словом, что и нас. Ты, князь, думай, как говорить, потому как король понимает по склавянски, хоть и не показывает виду. Храни нас боги. Больше молчи.

– Угу, - кивнул Стовов.
– А ты не говори ему про сечу по ту сторону гор, не надо.

– Так я сказал уже.
– Рагдай едва заметно улыбнулся.
– Нам это хорошо.

– Разломись спина. Пусть так, говори как знаешь.

Тем временем женщины были с шумом выдворены. Миробад по знаку Элуа не без труда выискал среди завала на полу совсем маленький стол с круглым верхом из полированного красного дерева и ножками в виде чешуйчатых змей, при этом головы змей были внизу, а хвосты их петлями переплетались под крышкой. Затем Миробад, постоянно спотыкаясь о королевский скарб, вынес и поставил перед Дагобером серебряный кувшин, пузатый, с насечённым византийским или, быть может, иранским рисунком, кубок с золотыми накладками, утыканный самоцветами. Некоторые самоцветы, видимо, выпали, и в пустые ячейки были вставлены золотые монеты, обточенные под размер. В кубке могли уместиться два кулака взрослого мужчины. Рядом было установлено блюдо, большое, медное, начищенное до зеркального блеска. На нём дымился кусок жареного мяса. Олень или корова. Из мяса торчал обломок мозговой кости. Рядом лежал кусок пшеничного хлеба, головка чеснока, горка матово блистающей соли, пучок каких то зелёных кореньев, горсть орехов. Король не без интереса следил за корявыми движениями краснолицего великана, подающего на стол. Это его забавляло. Наконец Миробад отошёл, пот лился ему за ворот синей шёлковой рубахи, длинные волосы прилипли к щекам, словно он губился полдня.

– Ничего не уронил, - сообщил он Элуа.

– Вижу, - отозвался тот, наблюдая, как Дагобер пьёт ароматное вино прямо из кувшина, как, подобрав из под ног кинжал, отрезает кусок жаркого и подносит его ко рту.

– Так что там Леон Турский сообщает о кельтах?
– не донеся кусок, спросил король.
– Много монастырей разорили?

– Пишет, что врасплох, во время торга застали, ворвались и разграбили бенедиктинцев в Сан Андре, потом взяли на копьё Морматье, а братьев засыпали живых во рву.

– Помню Морматье как крепость, на скале.
– Дагобер наконец принялся жевать мясо, чавкая и звучно глотая.
– Там хранился хлыст и палец святого Мартина и голова преподобного Лупьера.

– Их удалось спрятать, - равнодушно ответил Элуа, подбрасывая на ладони бляхи своей золотой цепи, и несколько насмешливо добавил: - Сам епископ засел в Туре, предварительно выгнав всех евреев, помня, как они открыли ворота Теодеберу в Меце, после чего река была красна от христианской крови, а евреи получили право торговать в воскресенье на причалах без заборов. Правда, с Божьей помощью заборы вашего отца, достославного короля Клотара, и его брата были восстановлены.

– Хватит про Теодебера.
– Дагобер, не меняя выражения глаз, рубанул по краю стола кинжалом: отлетела щепка, кубок опрокинулся и брякнулся в темноту.
– Леон Турский лучше б остался при мне деньги чеканить, это получалось у него, клянусь шпилем Сен Пре. Говорил ему тогда, когда Эга, получив майордомство в Нейстрии, собрав войско, громил корневища подлых агилолфингов: 'Бери у Эга кавалерию, вычисти этих кельтов из лесов северней Луары'. Звери они, говорю. А он: 'Они готовы принять веру Христову, туда послан брат такой то и брат такой то'. Вот теперь пусть сам с ними Писание разучивает через стену. Говорю ему, назначай сам графов, вон при мне выбрал сколько достойных, из патрицианских семей. А он: 'Дудо - недоумок, Орторикс - вор, Тудеус - кровосмеситель'. Отпиши к Эга, пусть ни монеты не даёт, ни одного воина. Пусть, как тот кельт, хлеб из виноградных косточек ест. Пусть смирит гордыню то.
– Дагобер отрезал ещё один кусок, несколько больше предыдущего, и, заглотив его целиком, принялся ожесточённо жевать, мыча что то злобное через заполненный рот. Наконец он продолжил, но уже спокойно: - А в Торси отпиши, чтоб Медар взял золото из моей доли по сборам от норманнов, плыл к Юдикаелю и объявил, что если англ с ним или без него приткнёт киль в Наннте или Ронне, то я напущу на него норманнов и фризов. Нет, пусть скажет, что брат его не получит в жены Ингонду и её земли.
– Дагобер, не выпуская нож, распотрошил несколько чесночных долек, бросил в рот, поморщился, запил из кувшина - Ну, хитрецы, говорите, службу и славу искали тут?

– Так, мой король, - ответил Рагдай, поняв, что Дагобер обращается к ним: затрещав, запищав, погас факел справа от Стовова, мальчик в гепардовой шкуре закончил есть цыплёнка, на четвереньках переполз через скатанные ковры, грязной рукой с обломанными ногтями дотянулся, захватил с королевского блюда пучок зелени, тут же сжевал, подобрал кубок, поставил на стол, сел, разглядывая Рагдая. Элуа поморщился.

Дагобер отхлебнул ещё вина:

– Мне нужны люди, которых никто не знает, которые никого не знают и не могут считать святой обычную собаку, только оттого, что она ходила кругами вокруг базилики и выла на луну в День святого Августина. Те, кто не будут умертвлять праведника, чтоб обзавестись его мощами, чтоб увеличить приход дароносцев в церкви, и не превозносят тупоумного голодранца, просто отрешённого от бытия и оттого проникнутого святостью...
– Дагобер вгляделся в Рагдая.
– Ты понимаешь, скиф?

– Мы не скифы, мы склавяне и идущие с ними, - мягко возразил кудесник.
– Хотя, клянусь всеми богами, спорить о том нет нужды. Пусть так.

– Больно покладист ты, хитрец.
– Король покосился на Миробада, набивающего в железное горло факела промасленные лучины, обмотанные паклей с капающим жиром.
– Нужны люди, для которых дёрн, переданный из рук в руки, не означает передачу земли, и те, кто не приносит своего вождя в жертву в тяжкие времена.

– Что он говорит?
– Стовов оттопырил нижнюю губу, чувствовалось, что он начал уставать от сумрачной духоты и неподвижности.