Новый Мир - Золото небесных королей

Миробад предостерегающе оскалился, и железные воины сразу преградили всему живому вход в шатёр Дагобера. Толпа, роящаяся на утоптанной земле перед шатром, громыхнув, подалась назад, образуя проход.

– Где король, дай посмотреть!

– Это те моравские друиды, что подменили вчера короля!

– Вон тот и есть Железный Оборотень!

– Да нет, это Миробад, майордом короля, оборотень тот, в чёрном!

– Смерть Ирбису!

– Он принял этих венедов раньше, чем посланца Отта!

Среди франков стояли, надменно задрав чёрные кучерявые бороды, торговцы сирийского обличья, в островерхих шитых бисером шапках и увешанные нефритовыми чётками, чехлами трубками, содержащими папирусы, писчие палочки и штили. По другую сторону в толпе выделялись несколько старцев в белых льняных одеждах и шкурах тура, с замысловатыми бронзовыми оберегами, резными посохами и длинными бородами. Видимо, это были волхи, прибывшие о чём то просить франконского короля. Тут же двое краснолицых, свирепого вида франков держали под руки обмякшее тело пленника: голова его висела, на теле никакой одежды, кожа в бурых подтёках запёкшейся крови. Рядом с пленником стоял молодой узколицый безбородый франк, высокого роста, в ромейском шлеме с гребнем коротких красных перьев и в чешуйчатом панцире с затёртой позолотой.

– Разорвись спина!
– буркнул Стовов, касаясь плечом плеча Рагдая и щурясь от яркого солнца.
– Они что, нас все ждут?

– Они к королю, - отозвался Рагдай.
– И теперь ты, князь, служишь Дагоберу.

– Кто сказал?
– Стовов остановился на полпути, развернулся, концом ножен задев колено одного из гологрудых франков, отчего тот, охнув, согнулся.

– Король.
– Рагдай тоже остановился, зевнул, наморщив лоб.
– Мы идём на Пражу, город Само. Нас тут никто не знает. Дагобер с Само открытой ссоры не хочет, а смуту затеять желает. За это нас оставят в живых. Тех, кто вернётся с пражских болот...
– Кудесник умолк, увидев, как Миробад останавливается и поворачивает голову так, словно хочет их подслушать.

– Пусть гриву коня моего сожрёт этот король, - пророкотал Стовов, но от странного взгляда Рагдая осёкся.

– Устал говорить с тобой, князь. Потом, - почти не разжимая губ сказал кудесник, ощущая, что гомон толпы становится громче и плотнее.
– А ты, Хитрок, не говори ничего тут. Думаю, Миробад, франк этот, понимает склавенский, как и король.

– Не стойте, идите за мной, - с некоторой угрозой сказал Миробад, косясь на огромного франка, отделившегося от толпы и надвинувшегося на Стовова.

– Буду молчать, - кивнул Хитрок.

Теперь было видно, что он худ, бледен, безоружен, чёрная накидка его изодрана. Спину держал Хитрок с трудом, постоянно перекашивался, словно правая рука его была намного тяжелее левой.

– Скала падает тихо, пока не коснётся реки.

– Ты кто такой?
– Огромный франк, тряся чёрными космами, густо заросшими грудь, слегка подтолкнул Стовова в спину. Он был на голову выше князя.

Стовов повернулся, глаза его широко открылись, усы вместе с ноздрями стали одной линией.

– Ты дотронулся до меня, кособрюхий?
– сказал князь хрипло.

Прежде чем Миробад вернулся, стоящие живот к животу Стовов и франк успели обменяться несколькими злобными, непонятными друг другу словами.

– Батсерос, клянусь печатью Дагобера, начнёшь ссору, второй раз выкуп тебе не поможет. Клянусь Геркулесом и Святой Девой Марией, сам затяну верёвку на шее!
– Миробад с усилием просунул золотоперстную ладонь между животами стоящих.

– Они убили вчера четверых твоих людей, Миробад, - торжественно сообщил Батсерос, брызнув слюной и исторгнув гнилой запах мяса, застрявшего в зубах.
– Это теперь всегда так будет?

Франк с видимым удовольствием обвёл белёсыми глазами любопытную толпу.

– Это были не мои люди. У меня нет людей, - заметно багровея, зашипел Миробад.
– Я всё и всех пожертвовал собору Сен Дени. Ты это знаешь. Как и брат твой знал. У меня нет людей, это люди короля. Дагобер решил, что они умерли правильно. Как и твой брат.

Миробад медленно поднёс кулак ко лбу великана, разогнул указательный палец и коротко, но сильно ткнул ногтем в лоб:

– Понимаешь, пещерник?

– Ты...
– Батсерос отшатнулся, глаза его раскрылись до предела, обнажая красную паутину под веками.
– Ты...

Несколько франков, выбросив руки, схватили великана и утянули обратно в толпу, где тот, захлёбываясь слюной, завыл.

– Артриман где? Король готов говорить!
– Из под поднятого полога шатра заблестела золотая грива Элуа.
– Миробад, отчего ещё тут? Кто шумел?

– Никто.
– Миробад, плюнув, отвернулся.

– Спас он себе брюхо, - зло сказал Стовов, отбрасывая от своего живота всё ещё поднятую левую руку Миробада.

– Стовов!
– взбесился Рагдай.
– Иди, во имя всех богов!

Тем временем один из сирийских торговцев с невероятной ловкостью прошёл сквозь колыхающуюся толпу и, оказавшись перед пологом, протянул перед собой кожаный мешочек, отяжелённый изнутри металлом.

– Как договаривались, почтеннейший, - тихо сказал он на греческом.

– Сто?
– Золотоперстная рука Элуа утащила мешочек в темноту, за ней скрылся и торговец.

За последними расступившимися франками утоптанная земля шла вниз под уклон. Перешагнув через канаву со зловонной жижей, медленно текущей через город шатров, Миробад стал заглядывать в шатры, звучащие изнутри храпом и бряканьем деревянных ложек о глину. Потом он остановился у перевёрнутого стола, вокруг которого лежали глиняные миски с остатками еды.

– Тут разойдёмся. Моя палатка с той стороны.
– Он ткнул пальцем вправо.
– Как будет вечереть, приходите с несколькими старшими. Угощаю перед походом на Пражу. Идём завтра. Вместе. Да хранит нас молния Юпитера.
– Не дожидаясь ответа, франк, раздавив в траве миску и почесывая шею, пошёл в сторону солнца, синий шёлк его рубахи сделался чёрным в складках и бирюзовым на сгибах.

– Чего он сказал?
– спросил Стовов, хмуро оглядываясь. Отсюда уже был виден багряный прямоугольник на перекладине шеста, с изображением медвежьей головы, и бликующий на солнце шипастый шлем кого то из бурундеев, стоящих возле стяга.

– Он сказал, чтоб мы пришли к нему вечером на пир.
– Рагдай отступил в сторону, давая дорогу двум моравам, катящим под присмотром тщедушного, но увешанного оружием франка толстенное колесо от огромной повозки. Следом шёл ещё один морав, с закопчённым лицом. Он нёс деревянное, долблённое из колоды ведро, оставляющее дымок, пахнущий свежим дёгтем.

– Посторонись, - больше для слова, чем для дела сказал морав с ведром, а тщедушный франк на всякий случай приветственно поднял ладонь, проводив их долгим взглядом.