Новый мир. № 6, 2002

@

Развели тебя, парень, поймали. Теперь телевизору приходится отвечать. Всегда презирал, а сейчас едва ли без него получится рассвет встречать и считать поднявшихся дураками. А ночью ловит тебя интернет — не сеть, паутина — твои тараканы штурмуют ее уже несколько лет и выхода все не найдут. Имя Бога теперь начинается с www и точка. И к чату его путь-дорога ни в мониторе, ни в голове не помещается. Эти сети снова притащат нам мертвеца — будто бы и не бывало на свете воскресшего пришлеца.

@

Вот и снова пришла осень, осень… Что не стерлось из памяти — сбросил. Слать посланья кому-то? Зачем? Все равно отвечают другие: имена тебе недорогие скрыты кличками без проблем. Все словесное слишком условно. Лучше всем разойтись полюбовно. Лучше кубики складывать в ряд, чтобы красные к белым — и ну их! Лучше крестиком, крестиком нулик не пускать на победный парад. За окном — неспокойная темень, тело ночи в венозной системе сизых веток. И капает дождь — протекают у Господа краны. А далекие теплые страны только с помощью мышки найдешь. С ней ты в силах поднять небоскребы и таранить их заново, чтобы разобраться, с какой стороны ветер дул, и чтоб не было страшно кликнуть — и Вавилонская башня возвышается хоть бы хны, и друг друга услышат пророки, как один перед Словом равны.

@

Христа сменил Аллах и правит одиноко, прах превращает в прах и этим славит Бога. Все шишки на него за то, что держит шишку: «Неверных — большинство, объевшихся — излишки, бездольных — полземли, упившихся — две трети, и женщины пошли бесстыднее, чем дети. А помощь от Исы и принца Гаутамы — дождешься, жди…» Часы столетий столь упрямы. Все тикают свое, и полумесяц только сияет: бытие избыто на полстолько!

@

Ну а тебе все равно осталось меньше, чем человечеству, — ну, годков еще двадцать или двадцать пять, то есть совсем мгновенье в сравненье с вечностью. Но собак еще жальче — им раньше помирать. А у тебя камина не было, но собака лежала у кресла — грустная, с торжественным хвостом. И ты с ней гулял на пустоши у оврага и видел ее, бегущей вслед за Христом. Она уступала ближней собаке кости и не питала злости совсем ни к кому. И если уж все мы с мире подлунном гости, то в дом свой законный я эту собаку возьму. В тот дом заоконный, где все справедливо и вечно, без этой собаки ни шагу, ведь только сейчас ты с нею гулял и обязан не человечеству, а ей — возвратиться и тем накормить, что припас.

@

…Вот вошел и на облачко бросил тень… И встретили, крикнули: «Просим! Просим, просим!» И что там в душе, все, что думал и чувствовал ярко, принесешь им, а цену подарка те, кто встретили, знают уже. И сейчас ты доделаешь то, что было там невозможно и тошно или страшно. И, значит, ни в чем не останешься ты виноватым пред собакой любой и собратом, перед духом своим и отцом. Аки посуху, будешь по свету плыть-гулять. Иногда на планету, пламенеющую вдалеке, поглядишь безо всякого чувства: побывал и вернулся. Кощунство предъявлять обвиненья реке, что нельзя, мол, войти в нее дважды… И, духовной не чувствуя жажды, распростишься и с этой рекой. Но вернешься — и снова-здорово потолок вместо неба и крова, и детей твоих кормит другой. …А в окошке — небесные кручи, и светлы облака среди ночи. И не вечный обещан покой.

Осень 2001.

Книга о Шостаковиче

XXIV

Галина:

Мы с Максимом мчимся на велосипедах по комаровским дорожкам, мы заглядываем за все заборы и громко кричим:

— Том! Томка! Томка!

Пропал, сбежал наш любимый пес. Это, конечно, и раньше бывало, но всегда доставляло нам массу волнений. Чаще всего мы находили своего беглеца близ какой-нибудь дачи. Например, у знаменитой артистки Екатерины Павловны Корчагиной-Александровской, у нее была собака по имени Кара. Очевидно, старая актриса не раз наблюдала за тем, как мы с Максимом возвращаем своего пса, и она сделала вывод, что в нашей семье собак любят. Иначе невозможно объяснить дальнейшие события.

В 1951 году Корчагина-Александровская скончалась. И тут выяснилось, что имуществом своим она распорядилась так: дачу в Комарове завещала Театральному обществу, антикварную лампу — своей старой подруге, а собаку Кару — композитору Шостаковичу.

Надобно заметить, что отец отнесся к этому философски и даже стоически. Я помню, он произнес:

— Хорошо еще, что это — собака, а не какое-нибудь более экзотическое животное. Например, осел или крокодил…

Так Кара попала в нашу семью. Летом она жила на даче в Комарове, а зимою в квартире родителей мамы — Василия Васильевича и Софьи Михайловны Варзар.

Отец хорошо относился к собакам, но у него были претензии к ним по части гигиены. Он морщился, когда видел, что пес с грязными лапами залезает на кровать. Максим и я постоянно слышали окрик:

— Перестань цацкаться с собакой! Пойди вымой руки!

И еще псы своим лаем мешали ему сочинять музыку. А потому он больше любил котов, которые, как известно, тише, чем собаки, да и более опрятны.

Максим:

Отец терпеть не мог злых собак. Я помню, в Жуковке у нас некоторое время жила кавказская овчарка, которая стала бросаться на людей. Как только это у нее проявилось, отец сейчас же пристроил ее в какую-то военную часть.

Композитор Борис Тищенко приводит такое высказывание Шостаковича:

«И среди собак бывают негодяи. Наш пес загрыз котенка. И хоть бы голоден был — так нет, просто из озорства. Я его выслал в 24 часа» (Шостакович Д. Статьи и материалы. М., 1976, стр. 101).

Галина:

Я вспоминаю случай в той же Жуковке. Кто-то подбросил маленького котенка, который у нас прижился. Отцу он понравился и даже был допущен в его кабинет. Там стоял стол с выдвижными ящиками, и вот котик как-то залез в один из них и заснул, а тут ящик задвинули. Немного погодя кот проснулся и стал орать. Мы это услышали и принялись искать, откуда доносится мяуканье… В конце концов бедолагу нашли и выпустили наружу.

Ну и чтобы закончить эту кошачью тему, еще такой рассказ. Приятель отца, режиссер Фридрих Эрмлер, построил в Комарове новую дачу и пригласил Шостаковича с семейством полюбоваться на нее. Хозяин водил нас по всему дому: здесь будет камин, здесь — то, здесь — се… Потом было угощение, хороший обед. А тогда в моду стали входить сиамские коты, и Эрмлер как раз себе такого раздобыл, очевидно, купил за большие деньги… А в нашей семье ничего о таких котах еще не знали. И вот, когда мы уходили, на прощание отец сказал гостеприимному хозяину:

— Все у тебя очень хорошо… Только вот кота ты мог бы завести себе получше…

XXV

Галина:

В то лето мы, как обычно, жили в Комарове. Как-то утром отец отправился на колодец за водою, и на него неожиданно напал разъяренный петух… Отец выронил ведро и ретировался.

Этому драматическому эпизоду предшествовала такая история. За год до того нам с Максимом подарили двух крошечных цыплят. Мы поселили их на веранде, а кормили кусочками колбасы и сыра. Эту парочку полюбил даже наш пес Томка, он позволял им клевать из своей миски. К концу лета цыплята подросли и превратились в петушка и курочку. А когда мы уезжали в Москву, то пристроили их к кому-то из соседей.