Новый мир. Живые и мертвые
Шрифт:
— Я знаю. Последний город — и возвращаемся. Армия близко. Мы должны успеть до того, как они обрушатся с атакой.
— Да, это так. А та Женя, о которой ты постоянно думаешь, кто она тебе?
Этот, казалось бы, простой вопрос мигом вывел меня из себя, и я, с трудом сдерживаясь, сквозь зубы процедил:
— Это не твое дело! Ты лучше скажи: от Темыча было какое-нибудь сообщение? Что творится в гарнизоне?
— Почему ты сам не общаешься с этим…
Голос в голове затих, а спокойное лицо парня, сидящего рядом, исказила гримаса недовольства. Митсуо очень редко проявлял какие-либо эмоции. Во время нашего путешествия он постоянно держал дистанцию,
— Полегче, приятель! Темыч — мой друг, и он за нас, хоть и Иной.
— Ты уверен? Он один из них! Просто так Иными не становятся! Но ты и сам об этом знаешь. Он предал людей! Будь он на моей родине…
Митсуо затих, а у меня в голове мелькнуло несколько картинок, от которых волосы стали дыбом. Недовольно фыркнув, я встряхнул головой и грозно обратился к попутчику:
— Хватит! Он не там! Темыч живет здесь, на этой земле! Он всю свою жизнь защищал ее и других, так что захлопнись. Ты совсем ничего не знаешь о моем друге, и, скажу тебе по секрету, мне глубоко плевать на тебя и твое мнение! И еще, не нужно мне тут рассказывать о своих обычаях. Я смотрел фильмы про самураев и всякие там кодексы чести. Так что немного имею представление о твоей стране.
После моих слов Митсуо затих и удивленно посмотрел на меня. А потом, усмехнувшись, вдруг выдал:
— Ты имеешь представление о моей стране? Всего по парочке фильмов? Тогда, конечно, ты все знаешь. Особенно разбираешься в современных традициях, культуре и жизни общества в целом. А когда речь идет о чести и достоинстве, так вообще! Вот только открою тебе тайну, у таких, как ты и Темыч…
Парень замолчал и нахмурился, но я и без того понял, что он хотел сказать. Что у таких, как мы с другом, их нет и в помине. Что ж, оглядываясь на свою жизнь, я мог бы отчасти согласиться с этим. Но, блин, в глубине души меня очень задели слова этого засранца, поэтому, усмехнувшись, я грубо сказал:
— Чего затих? Продолжай давай! Или боишься? А где же твоя честь? И твое достоинство? Или ты не отвечаешь за свои слова?
Митсуо глубоко вздохнул и почесал переносицу. Я чувствовал, что ему сильно не нравится этот разговор, и он хочет быстрее его закончить. Поэтому он не стал мне грубить, а спокойно произнес:
— Я не хочу ссориться. Но не тебе осуждать нашу историю и обычаи.
— Почему же? Ты ведь осуждаешь моего друга, хотя ничего о нем не знаешь. И да, я кое-что все-таки могу выхватить из сети. Я знаю, что ты очень недоволен выбором Юми. Тем, что она связалась с “дремучим варваром”, грубым мужланом, который двух слов связать не может. И мне это непонятно. Ладно, если бы ты злился из-за возраста Михалыча, все-таки он далеко не молод, но вот остальные претензии, по-моему, необоснованны.
Услышав мои слова, японец нахмурился. Я видел, что он очень многое хочет мне сказать, но природная сдержанность и воспитание не дают ему этого сделать. Ну а я решил не останавливаться и продолжить разговор. В конце концов, парень меня зацепил, так что сам виноват.
— Кстати, раз уж ты так яростно защищаешь свою историю и традиции, объясни мне, глупому дикарю, на хрена ваши самураи себя так часто жизни лишали? Просто лично я не вижу ничего достойного в подобной нелепой кончине. Сам подумай, вместо того, чтобы бороться за себя и своих близких, человек решал трусливо сбежать, бросив родных
с неразрешенными проблемами. Нет в этом ничего достойного.— Много ты понимаешь! — ухмыльнулся японец, но я тут же его перебил:
— Что-то да понимаю. У меня в жизни тоже был черный период, когда казалось, что я все просрал, всех подвел, и смысла влачить свое жалкое существование больше нет. И если бы я тогда сдался, поступил как ваши самураи и трусливо ушел, то не было бы твоей любимой Юми, и Жени, и гарнизона, в котором ты успел побывать. И свое обещание, данное отцу, ты выполнить бы не смог. Борьба — это и есть жизнь. То, ради чего мы все существуем. А бегство от нее — это удел слабаков.
Митсуо ничего не ответил. Он отключился от сети, давая понять, что не собирается обсуждать с “диким варваром” подобные вопросы. Но его мысли уже раззадорили меня, поэтому я сделал то, чего у меня раньше никогда не получалось. Я сам подсоединился к парню и как ни в чем не бывало продолжил:
— И по поводу твоей сестры. Вы с ней уже обсудили, что будете делать после рождения ребенка?
Митсуо продолжал молчать, тем самым разозлив меня окончательно. Скрипнув зубами, я насмешливо произнес:
— Ясно, значит, девчонка останется с нами. Очень хорошо! Она молода, так что еще не одного малыша Михалычу родит. А мы из них новых защитников гарнизона воспитаем!
— Моя сестра поедет домой, и это не обсуждается! — прошипел парень, с трудом сдерживая себя.
— Хм, не думаю, что мой друг так просто ее отпустит. Не забывай: у них скоро родится ребенок. Кстати, почему ты не хочешь его забрать с собой? Неужели совсем сестренку не жалко? Или думаешь, что она так просто откажется от малыша?
— Ты не поймешь, — тихо произнес иностранец, и в его глазах мелькнула грусть.
— А ты попробуй объясни. Не такой уж я и тупой.
— Он хафу…
— Кто?
— Полукровка. У нас уважаемая семья, которая строго чтит традиции. Этого малыша не примут. Ему будет очень тяжело, поэтому ребенку лучше остаться с отцом.
— Ну ни фига у вас расистская семейка!
— Не смей так говорить! Ты ничего не знаешь! Да и на своих посмотри! Как ваши люди относятся к приезжим? А как к детям смешанных браков? И… Эй, чего это ты лыбишься? — спросил японец и удивленно уставился на меня.
— Да так. Ты хоть на живого человека стал похож, а то до этого ходил как отмороженный. И чтоб ты знал, мы хорошо относимся к Юми, и ее малыш ни в чем не будет нуждаться. А плохие люди были, есть и будут, и неважно, в какой стране ты живешь. Это человеческая природа, и ее не исправить. Во все времена находились индивиды, которые издевались над теми, кто на них непохож. Но человек, пройдя подобную школу жизни, становится сильнее, и в будущем он добьется многого. И малыш Юми не будет исключением. Наша же задача — не допустить к власти тех, кто делит людей на классы и называет их “хафу”.
Я замолчал и внимательно посмотрел на собеседника. Митсуо глядел куда-то вдаль, я же, чтобы окончательно добить его, сказал:
— И вот тебе еще пища для размышления. У нас тут апокалипсис как бы по миру гуляет, и вряд ли твоя семья осталась где-то в стороне. Так что, думаю, твоим родственникам будет абсолютно фиолетово, кого родит Юми. Не монстра — и на том спасибо.
Митсуо ничего не ответил, лишь ехидно фыркнул и снова выбил меня из сети. “Вот засранец!” — ругнулся я про себя и попытался настроиться на Темыча. Вот только старый друг молчал, а впереди, наконец, показался город. Мы были совсем рядом, и все свое внимание я переключил на основную цель.