Новый поход

Сюда и отсюда везут лес и железо, зерно и ткани, масло и медь, золото, рыбу, слоновую кость, киноварь и нефрит – все товары известного мира так или иначе оказываются в этом порту, что приносит Трое баснословные барыши.

Здесь звучит разная речь – при этом купцы понимают друг друга и быстро находят общий язык – конфликты случаются тут крайне редко – потому как это мешает торговле, а следовательно и процессу обогащения в целом. Троянский порт с распростертыми объятиями встречает всех – кроме, пожалуй, ахейских судов. Однако те довольно редко добираются до побережья Малой Азии – во-первых далеко, во вторых – дорого. Троя, как основной перекупщик дешевых товаров с Пропонтиды, сразу задирает цену втридорога, как только речь заходит об ахейских купцах. Если при этом учесть, что приобретенный товар нужно еще доставить через открытое море – становится понятным – риски увеличиваются многократно. Оттого греческие суда – редкие гости на малоазиатском побережье. Но город вовсе не расстраивается по этому поводу – Трое вполне хватает торговых партнеров – после нашествия троянского чудовища порт расширяли дважды – сначала сам Лаомедонт восстановил портовые постройки, увеличил число причалов, а затем Приам отстроил свыше двадцати новых.

Пять из них – самых удобных, отданы сейчас в полное распоряжение Фереклу под его только что построенные корабли, оснащенные для военного похода. Территория вокруг этих причалов оцеплена – точнее, обнесена невысокой канатной загородкой, чтобы никто не мешался и не шастал возле военных кораблей.

Тому предшествовала целая дискуссия – на предмет ни обнести ли высоким забором прилегающую к строительным верфям Ферекла территорию. Это случилось сразу, как только на выделенное место стали доставлять расходный материал. Посовещаться посовещались – да решили не тратить время на капитальное заграждение. Ограничились канатной загородкой да многочисленными табличками, щедро расставленными по периметру.

Приам понадеялся на сознательность граждан – увы, совершенно напрасно. Добротные строительные материалы сваленные прямо на песок у корабельных верфей немедленно вызвали неподдельный всеобщий интерес – на те таблички никто даже не взглянул – что на них написано и для кого. Так и таращат они свои надписи в никуда – Посторонним вход воспрещен – предупреждает каждая табличка особо любопытных, что в общем и целом мало кого смущает, напротив – скорее подогревает интерес к происходящему за канатным ограждением. Развернутое за условным заборчиком строительство привлекает народ разного сорта – и, как не трудно догадаться, все больше желающих прихватить чего-нибудь, что плохо лежит.

Корабельный лес тает на глазах, листовое железо исчезает в неизвестном направлении как собственно и канаты, снасти, парусина и все остальное. По ходу строительных работ вышеописанные безобразия приобретают все больший масштаб и размах – народ тащит под покровом ночи, тащит днем, в обед и вечером. Рано утром тоже тащит – абсолютно никого не стесняясь.

Люди рассуждают примерно так – царь у нас богатый, денег в казне навалом, достроят, никуда не денутся, а нам все сгодится. Вскоре корабельные мастера во главе с Фереклом явились с жалобами во дворец.

– Нет никакой возможности вовремя закончить работы – объяснял Приаму Ферекл.

– В чем дело? – удивлялся царь.

– Воруют, государь. Отвернуться не успеешь – пропадает все.

– Тащат все подряд – инструменты, материал… – разводили руками мастера.

– Сами диву даемся – когда успевают только. Вроде посмотришь – нет никого. А сосны корабельной – пяти мачт не досчитались давеча.

– Железо листов двадцать как сквозь землю провалились. Сам все обыскал – может, разгрузили не туда. – продолжал Ферекл – Как не туда, если я сам лично его принимал. Только бесполезно все.

– Все что плохо лежит – все тащат. – поддержали его корабельных дел мастера – Парусины целую штуку уволокли…

– А пойди их найди – порт большой…

– Нужно было забор прежде ставить. Да повыше. А канатную эту ерунду всяк переступить может. Оттого все беды…

Вполне доходчиво излагали свою позицию мастера.

Тогда по распоряжению Приама к делу подключилась портовая стража – в чьи обязанности теперь входило отгонять особенно любопытных, бестолковых либо прикидывающихся таковыми с огороженной территории. Число краж резко пошло на убыль, мастера теперь работали спокойно, потому решено было этим и ограничиться, тем более, что дело близилось к концу – остались считанные дни до того момента, когда задуманный Приамом поход начнется.

Вскоре полностью подготовленные укомплектованные суда застыли в ожидании команды – под усиленной охраной от всякого рода зевак и любопытных, что, как показала практика, вовсе нелишне – а то, неровен час, не досчитаешься какой-нибудь карты или копья, когда будет уже поздно.

Сам Ферекл вместе с Парисом в который раз утыкаются в чертеж флагманского корабля. Дело происходит прямо на открытом воздухе в паре метров от канатного заграждения. Ветер треплет пергамент в руках Ферекла, пока щедро окольцованные пальцы собеседника в тот пергамент настойчиво тычут, указывая, что собственно он, Парис, хочет.

– Не предусмотрено это, поймите – доказывает мастер Парису. – Большая каюта одна. Для вас и господина Энея.

– Вот здесь отгороди, Ферекл, получится еще одна. В чем проблема? – спорит Парис.

– А остальные пятьдесят человек где будут находиться? Воля ваша, но воинам так же нужно пространство для отдыха и сна.

Ферекл хоть и молод, дело свое знает лучше кого бы то ни было.

– Где прикажешь разместить мою тетку Гесиону на обратном пути? – не сдается Парис – С воинами?

– Вы оба уступите ей свою каюту. – ничуть не смущаясь отвечает Ферекл – Отец ваш согласился с этим планом.

– Отец не едет – еду я – нужно, чтобы мне удобно было. – наседает Парис.

Но мастер спокойно и терпеливо доказывает свое.

– Поймите, царевич, это военный корабль, а не прогулочное судно. Здесь место ограничено. Утяжелять, загромождать корабль значит лишить его маневренности и скорости. Лишняя загородка в трюме ни к чему. В конце концов, у вас пять кораблей – найдется место для сестры нашего царя – пусть не на этом судне, на другом. Успех похода зависит не от качества кают, а от боеспособности, поймите.

С Фереклом спорить было бесполезно, тем более, что на каждом чертеже стояла подпись самого Приама.

– Сюда нельзя. Не видите – ограда. Вот прут не глядя. – в двух шагах от них охрана гнала прочь вполне приличного с виду человека. Похоже иноземца, что подтвердилось немедленно –

– Да мне какое дело… из Спарты он… да хоть с Олимпа. Ходят тут… Ясно написано – не видишь что ли? Посторонним вход воспрещен – ткнул стражник в направлении таблички, хотя незнакомец больше не пытался пройти за ограждение. Напротив – развернулся, намереваясь уйти – нельзя так нельзя.

– Откуда? – резко повернулся Парис.

– Из Спарты – отозвался страж. – Кого только тут нет… Был бы забор – никто не шастал бы. А так – конечно лезут все кому ни лень.

– Стойте. – Парис быстро припустил за отступившим человеком. – Погодите.

Столь коротенькое иноземное слово вдруг вполне буднично и просто прозвучавшее среди суеты троянского порта произвело на Париса потрясающее действие. Спарта – это как раз там, где его ждет женщина, подобная богине и где сбываются мечты о беспредельном счастье. Это – то самое место, куда он стремится попасть во что бы то ни стало, ради чего пришел в Трою, ради чего совершенно изменил свою жизнь, ради чего вопреки множеству противников вызвался возглавить этот поход наконец. Как только ты окажешься в Спарте…Елена красива, как я … – эти фразы вихрем закрутились в голове Париса.

Конец ознакомительного фрагмента.