Новый закон существования

– Завтрак, – отвечая на немой вопрос Лизы, констатировала Саша.

Решетчатые двери камер по очереди распахивались, порционно выпуская в коридор заключённых. Лиза вышла вслед за Марго и прежде, чем направиться в столовую, остановилась и осмотрелась. Второй этаж Ферра полностью состоял из камер, размещённых по кругу друг за другом. Окон и дверей здесь не было. Только одна лестница, убегающая на этаж вверх и вниз. Столовая находилась этажом выше и занимала всю его площадь. Те два гигантских круглых окна, что Лиза видела снаружи, располагались именно здесь. Кроме череды столов и скамеек, здесь протянулась длинная линия раздачи блюд и стояло ведро для параши. Лиза забрала положенный ей завтрак, включавший овсянку, кусок мягкого хлеба и сладкий чай, и вместе с новыми знакомыми присела за столик в углу. Каша выглядела крайне неаппетитно, а на вкус и вовсе была отвратительна. Но измученной голодом Лизе выбирать не пришлось. Поэтому она быстро проглотила завтрак, практически не жуя и отвлекаясь на рассказ Марго об укладе в Ферре:

– Подъём у нас ежедневно в шесть утра: в каждую камеру заходит головастик, проверяет, не сбежал ли кто, не отбросил ли коньки. Потом идём на завтрак и едим очередную кашеобразную бурду. В восемь всех собирают в лекционном классе. Наш дорогой Херр читает лекции о нравственном воспитании и морали.

– Кто-кто?

– Херр. Директор Ферра. На самом деле он Герр, но мы за глаза зовём его Херром. Больно уж он уродливый и на член похож, – девушки захихикали. – Эта пытка длится три с половиной часа, зато потом сразу обед.

– На обеде кормят получше, но тоже особо не разгуляешься, – дополнила Саша.

– С часу начинается рабочий день: обычно это стирка или глажка формы для головастиков. В семь – ужин. После него у нас час тишины: всех загоняют по камерам и запрещают разговаривать. Директор специально это придумал, мол, так у нас есть время «осознать свои проступки и покаяться в грехах». Перед отбоем в десять вечерняя проверка: зайдут опять, пересчитают по головам и уйдут. И так день за днём, пока твои часы на шее не подадут сигнал об окончании этих мучений.

– Бывают, конечно, и исключения, – добавила Саша. – Иногда Херр даёт нам погулять на верхнем этаже или вместо своей нудной лекции включает фильм о нравственном поведении женщин. Но по большей части дело это не меняет. Мы всё равно остаёмся в худшем месте на земле.

– А что за верхний этаж?

– Мы его называем «полянка», – заговорщически прошептала Саша. Лиза непонимающе перевела взгляд с одной девушки на другую.

– Как ты видела, – начала Марго, – снаружи Ферр не обнесён ни забором, ни рвом, ни канавами. Всё потому, что заключённых здесь годами не выпускали на прогулку. У многих из-за этого начались проблемы со здоровьем. И наш дорогой Херр не придумал ничего лучше, чем превратить верхний этаж в прогулочную зону. Он проделал в крыше здания дыру…

– Он буквально снял скальп с этой уродливой головы, – вклинилась Саша.

Марго сделала паузу и посмотрела на блондинку уничижительным взглядом:

– Он проделал дыру в крыше, застелил газоном площадку и теперь выводит нас раз или два в неделю пастись на полянке.

– Звучит не лучшим образом, – резюмировала Лиза.

– Выглядит также, – отозвалась Марго.

– Но мы не жалуемся: это куда лучше, чем нудная лекция лысого Херра.

После завтрака всех заключённых проводили в лекционный класс: большой ярко освещённый зал с высокими потолками и окнами. Напротив входа по центру стояло массивное кресло, обтянутое тёмной гладкой кожей. Высокая изогнутая спинка, прошитая узором из ромбов с внешней стороны, полностью скрывала сидящего в нём человека. Длинные позолоченные ножки в виде рогаток впивались под собственным весом в мягкий ворсистый ковёр.

Напротив кресла по всей свободной площади помещения стояли ряды дешёвых складных стульев. Каждой из женщин предполагалось занять своё место: первые три ряда по десять стульев отводились новичкам Ферра, следующие три ряда – для тех, кто в ближайшие три месяца покинет колонию. Остальные рассаживались в свободном порядке. Лизе досталось крайнее справа место во втором ряду. Расположившись как можно удобнее, чтобы выдержать трёхчасовую лекцию, Лиза обвела взглядом класс и заметила знакомое лицо с мерзкой улыбкой. Директор Ферра выждал, когда гул рассадки утихнет, и заговорил:

– Многие из вас меня знают. Но для новеньких я представлюсь. Меня зовут Герр Альфредович. Я директор колонии Ферр. Места, которое призвано открыть запутавшимся девушкам и женщинам глаза на истину. Направить их на путь просветления. Позволить им познать подлинное предназначение. Здесь, в стенах Ферра, я вам друг, который поможет и рассудит. Который ответит на все ваши вопросы. Тот, кто расскажет, как искупить свои грехи и жить праведно, – он сделал небольшую паузу и продолжил. – И сегодня я поведаю вам, почему женщина – причина страданий нашего мира. И что вы должны делать, чтобы это исправить. Итак, по своей природе все женщины скверны…

Время шло с мучительной неторопливостью. Поначалу Лиза, как и остальные новички, старалась вслушиваться в слова директора и даже уловить их суть. Но монотонный скрипучий голос слово за словом вводил в транс. Сознание расплывалось, голова тяжелела. Раз за разом Лиза ловила себя на мысли, что почти спит.

Постепенно аудитория оживала. Начиная с задних рядов, в порыве вырваться из дремоты девушки стали вести себя более раскованно. Сначала по классу пробежал лёгкий шорох, затем шёпот, а за ними несколько тихих смешков. Для поддержания внимания директор встал и в тон своему голосу стал неспешно прогуливаться вдоль рядов слушающих. На какое-то время этот манёвр действительно сработал. Но не прошло и получаса, как шум возобновился, стоило директору повернуться спиной к слушательницам. К удивлению Лизы, директор никак на это не реагировал и не спешил открыто делать замечания. Он всё так же плавно прохаживался по аудитории, монотонно читая заученный текст. Вернувшись к креслу, он сел и оглядел, будто сканируя, тяжёлым взглядом аудиторию. Уловив движение, он упёрся ладонями в ручки кресла, наклонился вперёд и произнёс:

– Авдеева, встань!

Высокая и худая девушка позади Лизы подскочила на месте и, задержав дыхание, поднялась.

– Сколько ты находишься в стенах этого прекрасного места?

– Девять месяцев и двенадцать дней, Герр Альфредович.

– И что же? За девять месяцев и двенадцать дней ты не выучила, как правильно себя нужно вести на занятиях?

Девушка смиренно опустила голову.

– Подойди ко мне.

Она испуганно посмотрела на остальных девушек. В глазах её читалась мольба, ноги не сделали ни шага.

– Подойди ко мне! – угрожающе повторил директор.

Она осторожно двинулась в его сторону. В это время директор встал и вышел к ней навстречу. Ощущение надвигающейся беды парализовало всех присутствующих. Подойдя к Герру, девушка развернулась к аудитории лицом, стараясь не встречаться с директором взглядом. Он же в свою очередь кружил вокруг неё, как голодный волк:

– В чём основная цель женщины?

– Служение мужчине, – произнесла девушка зазубренный текст.

– Мужчине, – задумчиво повторил директор и потёр подбородок. – А что ещё?

Глаза девушки округлились. С ужасом она смотрела на следящие за разворачивающейся сценой лица. Директор продолжал монотонно ходить вокруг неё. Снисходительным тоном он спросил:

– Ты, вероятно, плохо слушала меня. Так?

– Да, директор, – прошептала девушка.

– Тогда моя обязанность – напомнить тебе, для чего ты рождена, – он резко остановился напротив неё. – Так?

– Да, директор, – чуть не плача, ответила она.

– И я считаю своим долгом не только напомнить тебе это, но и вбить это в твою тупую головёшку! – последние слова он прокричал, извергая слюну ей в плечо. Добившись, что его жертва сотрясается от страха и слёз, он удовлетворённо пошёл обратно к креслу и сел.