Ноябрь, или Гуменщик
Шрифт:
— Нет! — возразила Лийна. — Я не хочу ее убивать, ни в коем случае. К тому же это мне не поможет, наоборот. Ханс с тоски и помереть может, и что тогда останется делать мне?
— Умереть с тоски? — удивилась знахарка. — Такое я впервые слышу. Кубьяс, должно быть, совсем сдурел, если ему грозит такая смерть!
— Да, он совсем чудной стал, — сказала Лийна. — За то я его и люблю. Мне, бабушка, больно, так я его люблю. Понимаешь?
Знахарка вздохнула, взяла с полки сушеную мышь и принялась ковырять ее ногтем.
— Может быть, — сказала она. — Я, конечно, всего-навсего старуха с хвостиком, но и я когда-то все ждала, что один парень проберется
— Пробрался? — спросила Лийна.
Знахарка покачала головой и закашлялась.
— Мне припоминается одно любовное зелье, про которое мне мать рассказывала, — сказала она наконец, прочистив горло. — Надо взять у себя под мышкой пот, смешать его со своим дерьмом и скормить парню. Это помогает.
Лийна уставилась на знахарку.
— Ты сама-то испробовала это зелье? — спросила она.
— Нет, — ответила знахарка.
— И я этого не сделаю, — сказала Лийна.
Знахарка погладила ее по голове.
— Бедняжка, — сказала она и принялась нарезать ломтиками очищенную от шкурки мышь. — Ты и вправду очень любишь его. Но ты молодая и красивая, и у тебя нет хвостика. Может, тебе и удастся заполучить этого парня. Хочешь чайку с мышом? Успокаивает.
Лийна снова разрыдалась.
Вскоре опустилась ночь. В барском саду в сугробе стоял, преклонив колено, кубьяс и читал барышне стихи, немного погодя из-за деревьев показалась волчица и залегла на свое постоянное место, где снег от тепла ее тела подтаял и на дневном морозе покрылся блестящей корочкой льда.
21 ноября
Утром амбарщик проснулся оттого, что в лесу вроде как кто-то кукарекал и блеял. Он сел в кровати и спросил:
— Что ж это такое? Кто в лесу безобразничает?
— Ах, да это старая Май Лахудра, — отозвалась его жена Малл, она уже встала и теперь вернулась из хлева, где доила голубую корову. — Ты ведь знаешь, время от времени она подает голос.
Май Лахудра была старая дева, много лет тому назад она пошла в лес по ягоды да так и не вернулась. То ли ее волки задрали, то ли что другое случилось с ней — этого не знал никто, потому что тела ее так и не нашли, однако она стала призраком. Как водится, если человек нашел смерть в лесу, она никогда не бродила вблизи жилья, она аукала в чаще, издавала странные звуки и шумела. Никто не удосуживался пойти взглянуть на нее: чего на Май Лахудру смотреть? Люди жили своей жизнью, и когда призрак начинал слишком уж шуметь и голосить, в сторону леса кидали камень или шишку и кричали, мол, заткнись и иди подальше, откуда пришла, нечего тут куролесить.
Так и амбарщик не стал обращать внимания на вопли Май Лахудры, а занялся своими утренними делами. Май Лахудра голосила, пищала и крякала беспрестанно, но амбарщику это не мешало, в конце концов он вообще перестал замечать доносившиеся из лесу звуки, просто пропускал их мимо ушей, словно птичий щебет. Но вдруг он навострил слух. Сквозь вопли Май Лахудры стал доноситься какой-то звон.
— Что бы это могло значить? — пробормотал амбарщик. — Чем это она там звенит?
Он прислушался внимательно.
“Неужто клад?” — задумался амбарщик. Вполне естественно, что призраки имеют доступ к тайным местам, где захоронены клады; кто не знает, что в лунные ночи они выкапывают из земли золото и сушат его на болотных кочках? Сейчас, правда, не ночь, а холодный облачный зимний день, но кому ведомы привычки этих призраков? Может быть, Май Лахудра хочет звоном монет дать знать: приди, жив
человек, и забери отсюда это великое богатство, чего оно тут ржавеет?Почему же этим человеком не может быть он, Оскар-амбарщик?
Амбарщик позвал жену.
— Малл, послушай! Схожу-ка я в лес, а? Погляжу, чем эта Лахудра там звенит. Уж не монетами ли.
— Ты что, сдурел? Откликаться на штучки призраков! — стала отговаривать его Малл. — Не ходи никуда! Только что случилась у нас беда, когда твой домовик нам чуть избу не спалил, кто знает, что теперь еще случиться может.
— Не бойся, не бойся! — возразил амбарщик. — Я этих призраков не боюсь. У меня свои уловки есть, как их одолеть. Ты подумай только, а вдруг горшок с золотом обнаружится! Неплохо бы, а?
— Ну конечно же неплохо, но... Будь осторожен! Я ребенка жду, если с тобой что случится, как мне тогда быть?
— Ничего со мной не случится! — заверил ее амбарщик и отправился в лес.
Верещание Май Лахудры слышалось теперь куда явственнее, и тут уж не могло быть сомнений — временами слышался также золотой звон! Амбарщик шел, утопая в сугробах и стараясь по голосу определить нужное направление. Порой ему казалось, что он на верном пути. Голос Май Лахудры становился все ближе, и чудилось, что призрак прячется со своим кладом тут же, в кустах. Но затем голос доносился уже издалека, и амбарщику приходилось менять направление. И так он все углублялся и углублялся в чащу.
Кубьяс Ханс сидел возле своей избы на чурбане и беседовал со снеговиком. Ханс был совсем плох. Борода свалялась, лицо опухло от бессонных ночей, скулы обморожены — смотреть жалко. Уже несколько дней как он не ел толком, не ходил в поместье на службу, только сидел во дворе, слушал снеговика и с наступлением сумерек отправлялся в барский сад, чтобы ощутить запах и тепло тела возлюбленной, исходящие от каменных стен барского дома. Он действительно ощущал их: обострившееся от тоски обоняние чуяло барышню даже сквозь стены, и кожа горела от страсти, как будто баронесса сидела тут же, рядом с ним. От голода, сидения на морозе и великой любви Ханс стал подобен листочку, который трепещет даже от самого слабого дуновения ветра, — он ощущал даже здесь, на своем дворе, присутствие в поместье барышни, и все его тело охватывала сладкая боль.
— Расскажи мне еще про королевну, которая отказалась от своего замка и короны и убежала к простому лесорубу, — попросил он.
— Это всего лишь сказка, — сказал снеговик, — которую я слышал в одном большом городе, где бил струей с крыши собора через водосток в виде головы дракона. По правде говоря, таких историй не случается даже в тех краях, они случаются лишь в сказках. Не лелей напрасных надежд, дорогой Ханс.
— Отчего же? — сказал кубьяс. — Что мне еще остается? А что такое собор?
— Это церковь, — отвечал снеговик. — Но куда больше, чем та, в которую ты ходишь по воскресеньям. Просто огромная церковь, ее башни высятся до самого неба, и солнце днями сияет над ним, проникает внутрь сквозь цветные узорчатые окна, так что изнутри весь собор сияет. Это замечательно красиво.
— Солнце... — пробормотал кубьяс. — Когда же у нас в последний раз светило солнце? Наверное, месяц тому назад. Сейчас только ноябрь, еще вся зима впереди, а до лета столько времени ждать! И даже тогда не увидать мне твоих соборов, фонтанов, про которые ты мне рассказывал, тех каналов, по которым скользят лодочки с влюбленными, рыцарей с яркими флагами и королевских замков, над которыми ты парил облаком.