Ноябрь, или Гуменщик

— До чего красиво, — восхитилась старшая дочка Оскара-амбарщика. — Совсем как елка в церкви на Рождество!

— А мне больше нравится, как свинью режут, — пробормотал себе под нос ее четырехлетний брат.

— Как свинью режут! Какой ты дрянной и жестокий мальчишка! — упрекнула его девочка. — Что в этом красивого? Пойдем, посмотрим, может, от домовика хоть какой-нибудь зуб остался — мне бы в бусы вставить!

* * *

Недолгий ноябрьский день был уже на исходе, когда Оскар постучался в дверь. Притолока была такая низкая, что пришлось опуститься чуть ли не на карачки, чтобы пробраться в ригу. Гуменщик предложил гостю квасу.

— Благодарствую, — степенно поблагодарил амбарщик. — Глотку завсегда надо промочить, раз угощают! — Он отхлебнул порядочный глоток. — Пришел к тебе смородины попросить.

— Опять, что ли, на перекресток собрался?

— Ну да, как же иначе. Мой домовик, видишь ли, нынче совсем очумел, пришлось запалить его. Теперь надо нового смастерить, — объяснил Оскар-амбарщик. — Я мужик худой, мне без домовика никак.

— Не умеешь ты с домовиками обходиться, — заметил гуменщик. — Гоняешь их по-черному! Я, бывает, вечером как посмотрю, так твоя изба прямо-таки брызжет огнем — то и дело домовик за добычей летит! От такой гонки, понятное дело, ему и свихнуться недолго. И куда ты только все это деваешь, что он для тебя наворовывает?

— О чем речь! Принесет по малости того-другого, всего-то ничего, — вздохнул амбарщик. — Только детишкам полакомиться и хватает. Да разве б я жил впроголодь, если бы домовики меня золотом завалили?

— Нет, подумать только, сам толстый, как боров, а приходит ко мне на голодную жизнь жаловаться! — рассердился гуменщик. — Старик барон, говорят, в собственном поместье больше не хозяин — все двери на запоре, а ключи у тебя!

— При чем тут ключи? Власть-то у барона, я всего лишь жалкий раб его, весь как есть в его власти!

— Да не жалуйся! Ключи — это и есть власть! Старика и кормят-то только из твоей милости, — возразил гуменщик. — Впрочем, какое мое дело, живи как хочешь! Погоди, достану тебе смородины, скоро самое время наведаться к Нечистому.

Он пошел, порылся где-то и вернулся с тремя подмороженными ягодами красной смородины. Гуменщик каждый год тщательно обирал в помещичьем саду все ягоды и относил к себе в подпол. Барон был уверен, что красная смородина становится добычей птиц, и требовал, чтобы слуги хорошенько охраняли сад, но когда гуменщик являлся ночью с корзиной собирать ягоды, сторожа всегда его пропускали, поскольку занимался он благим делом: у гуменщика все заинтересованные, а таких было немало, всегда могли получить подмороженных ягод. А красная смородина крестьянину мало ли когда может понадобиться.

Оскар-амбарщик сунул ягоды в карман, распрощался с гуменщиком и пустился в путь. Он направился к перекрестку дорог, остановился там, сунул пальцы в рот и трижды свистнул.

Тотчас поднялся страшный шум, гам и треск, деревья и кусты заходили ходуном, и несколько зайцев, обезумев от страха, перескочили через дорогу. Амбарщик как ни в чем не бывало раскурил трубку и, спокойно попыхивая, стал ожидать появления Нечистого.

Тот не заставил себя долго ждать, пришел в раскачку, как старый моряк, держа под мышкой толстенную книгу с листами из телячьей кожи, на которых записаны все грешные души. Имя амбарщика значилось в ней по меньшей мере уже в сорока местах, но что с того, если силу записанному придают только капли крови. Возле имени амбарщика всегда красовались три красных пятнышка, но ни одно из них не было кровью Оскара — нет, все это был чистейший смородинный сок.

— Опять ты, Оскар-амбарщик! — пророкотал Нечистый. — И что же это то и дело гонит тебя сюда на перекресток дорог? Никак не дождешься, когда твоя душонка угодит в преисподнюю?

— Да что ей в аду делать, ей и в раю места хватит, — ответил амбарщик.

— Хе-хе-хе, — засмеялся черт. — Ну и дурак же ты! Разве не знаешь, что три капли крови, которые ты отдашь мне за душу домовика, определят тебя ко мне! А ты мне этих капель надавал столько, что и не счесть, вечно сбиваюсь. Так что и не помышляй про рай, ты, дружище, почитай что уже в котле!

Оскар-амбарщик в свою очередь посмеялся про себя над недалеким Нечистым, но виду не подал, напротив, почтительно сказал:

— Вам, конечно, виднее, господин хороший. Ад так ад, что поделаешь! Не мне выбирать, господа назначат, где мне быть. А сейчас нельзя ли мне прикупить маленькую такую домовикову душу — если владыка не сочтет мою нижайшую просьбу неуместной.

— Прикупай, у меня этих домовиков пруд пруди! — рассмеялся Рогатый. — Запиши свое имя, капни три капли крови и, если хочешь, можешь душу хоть в портки свои вдохнуть. Ну что, заставим портки плясать?

— В другой раз, мудрейший нечестивец, — отвечал амбарщик. — У меня дома тулово домовика уже заготовлено, вдохните в него жизнь, а портки пусть остаются как есть. Давайте, высокочтимый, свою книгу, запишу в нее свое имя.

Амбарщик взял книгу и большими буквами записал в нее: Оскар. Затем незаметно достал из кармана ягоды и капнул три красные капельки возле своего имени. Нечистый смотрел со стороны, но ничего не заметил, только обрадовался.

— Ну, Оскар, уж теперь-то ты влип! По уши! Нет тебе никакого спасения!

— Разумеется, высокочтимый Сатана! Никакого спасения! — откликнулся амбарщик и слизнул с пальцев смородинный сок. — Кровь — вам, мне — душа домовика!

— Он уже ожил! — сообщил Нечистый и умчался, зажав под мышкой книгу с именем и пятнами сока.

Амбарщик пошел домой. В воротах его уже поджидал новый домовик — лапа, как у солдата, под козырек, глаза из пустых яичных скорлупок, выпучены.

— Что хозяину угодно приказать? — осведомился он.

— Для начала принеси-ка мне мешок золота! — приказал амбарщик и зевнул. Было уже поздно. Сладко потянувшись, он улегся в постель, а домовик тем временем взвился в небо с картофельным мешком под мышкой.

— Ну, как? — поинтересовалась жена Оскара-амбарщика Малл.

— Да что там, — сонным голосом отозвался амбарщик. — Дело привычное. Я вот думаю иногда, и как это можно быть таким недоумком, как этот Нечистый? Ведь дурак дураком. А выходит, можно. Ничего нет в этом мире невозможного. Да, неисповедимы дела Господни... Ээ-эх!

Он укутался потеплее и заснул.

Во дворе одинокий бес бродил вокруг собачьей конуры, пытался забраться в тепло, но собака не пускала, рычала и скалила клыки. Бес вздохнул и поплелся обратно в лес, где ему и место.

4 ноября

Воскресным утром многие жители деревни засобирались в церковь. Погода для ноября выдалась на редкость хорошая, солнце, понятное дело, не светило, но, по крайней мере, за шиворот ничего не капало, и ветер не пронзал тело, как нож мясника. Так что в сторону церкви потянулось куда больше народу, чем в обычное воскресенье, даже гуменщик обрядился в новый зипун и собрался в путь.

— И чего ты в церковь ходишь — не понимаю, — выразил недоумение устроившийся на печке домовик езеп. — Какое тебе дело до этого Бога! Вечно ходишь, молишь его, а что он тебе дал? Ты смотри, как здорово иметь дело со Старым Нечистым: ты ему крови — он тебе то, что тебе нужнее всего, ничего ни просить, ни клянчить не надо, все по-деловому!