Ножи Императора

– Он знал меня по тому времени, когда я служил в претории?

– Да. Но, к счастью для нас обоих, вы оба служили в разных когортах. Он знал тебя как человека, которого видел в крепости,, но он не установил той связи, которую установил я. Его тогда не было, но я видел своими глазами, как твоего бывшего трибуна схватили палачи императора. Взяв деньги у твоего отца, чтобы отправить тебя с ложным поручением, которое спасло тебе жизнь, этот болван рыдал, кричал и выкрикивал, куда тебя отправили по твоим фальшивым приказам, еще до того, как они подвергли его пыткам, чтобы подтвердить его слова. И этим местом была Британия. Британия была ключом к твоей загадке, Валерий Аквила. Трибун сказал палачам, что твой отец отправил тебя в Британию, в Шестой легион на севере провинции, а здесь вдруг появился центурион из Британии с потерянным Орлом этого легиона и отрубленной головой его командира. По видимому, твой отец отправил тебя в Шестой легион из-за каких-то особых предыдущих отношений, которые у него были с этим легатом, я прав?

Марк кивнул.

– Легат Солемнис был моим настоящим отцом. Аппий Валерий Аквила усыновил меня еще младенцем, чтобы избавить его от смущения и обузы, связанных с ребенком.

Дорсо медленно кивнул.

– Пот и вот последние кусочек головоломки аккуратно встал на свое место. И, когда я увидел тебя в таверне, с этим довольно характерным шрамом поперек носа, я понял, что пришло мое время встретиться с нашим Благословенным Митрой.

Марк непонимающе уставился на пожилого мужчину.

– Ты узнал меня, и все же решили прийти сюда, зная, что это станет твоим смертным приговором? Зачем?

Дорсо медленно покачал головой, потирая лицо рукой.

– Зачем я сам зашел в твою ловушку? Я устал, молодой человек. Устал совершать убийства во имя человека, который не достоин сидеть на троне, устал наблюдать, как мои коллеги-убийцы потакают своим больным фантазиям с невинными членами ни в чем не повинных семей. Я уже давно устал от всего этого ...

Он со вздохом оглядел выставленное в комнате старинное антикварное оружие.

– Раньше я приезжал сюда с легким сердцем, вне себя от радости, что у меня есть такая прекрасная коллекция оружия из самых примечательных периодов истории, как республики, так и Империи. Видишь это? - Он указал на длинный меч на стене слева от них.
– Это клинок, которым был убит дакийский царь Децебал. Я купил его в прошлом году на свою долю от убийства особо богатого сенатора. Эта антикварная вещь почти неоценима, и когда я купил его, я был полон вожделения и гордости за то, что человек моего относительно скромного происхождения может владеть такой вещью ... - Он помолчал, глядя в пол, и покачал головой.
– Но за последние несколько месяцев эта гордость превратилась в отвращение. Называй это религией, называй это совестью, но я больше не в состоянии получать удовольствие от сокровищ, купленных невинной кровью. По правде говоря, Валерий Аквила, я более чем устал. Я болен, болен сердцем, испытываю отвращение к самому себе за то, чему я позволил произойти у меня на глазах, не вмешавшись, чтобы внести хоть каплю достоинства в смерти стольких невинных людей. Я сам давно заслуживаю смерти, и предлагаю небольшую компенсацию за их страдания.

Дорсо на мгновение закрыл глаза, затем резко открыл их и бросил умоляющий взгляд на Марка.

– Тебе будет трудно в это поверить, но в глубине души я порядочный человек. Мой отец с самых ранних дней учил меня поступать достойно ...
– Он махнул рукой на оружие, украшавшее стены вокруг них.
– Но я позволил развратить себя своему желанию владеть историей Рима, чего я никогда не смог бы достичь на жалование центуриона. О, возможно, мне удалось бы купить один или два предмета из тех, что вы видишь перед собой, но я могу заверить тебя, что это лучшая коллекция оружия, которую ты найдешь где-либо в городе. Даже, нигде в Империи! Лицо преторианца, на мгновение осветившееся радостью от посещения своего частного музея, внезапно снова сменилось отчаянием.
– И все это запятнано деньгами, заплаченными за кровь тех, кому вообще не нужно было умирать или подвергаться тем страданиям, которые они перенесли.

Он снова покачал головой, его губы скривились от отвращения.

– Приняв роль имперского убийцы, я быстро понял, что уже слишком глубоко увяз, и мне никогда не позволят выйти из участия в этом зле. Единственный способ для мужчины перестать быть членом "Ножей Императора" - это чтобы трое других подняли свои клинки и, в свою очередь, сделали из него жертву, тем самым обеспечив его молчание. Итак, я участвовал в преступлениях самого отвратительного характера в компании … одного человека, которого можно назвать безумцем, другого, чье стремление охотиться за беспомощными жертвами столь же отвратительно, как любой порок, который я когда-либо видел, и третьего, который по-настоящему живет только тогда, когда он убивает. Несмотря на все зло, которое я совершил, и за которое я действительно испытываю отвращение к самому себе, я могу заверить тебя, что то, что ты обнаружишь, когда выследишь их, будет настолько низким и отвратительным, что ты тоже содрогнешься. Я предупреждаю тебя, Валерий Аквила, будь осторожен, чтобы, верша правосудие, которого ты так сильно жаждешь, ты сам не перехватил их худшие черты характера.

Он глубоко вздохнул.

– А теперь, все, о чем я тебя прошу, это ускорить мой конец. Когда меня не будет, я предлагаю вам сжечь это место и уничтожить эти ужасные орудия убийств. Раньше я считал, что их древность и, как я думал, их почетное использование для защиты города и народа Рима, приносили мне некоторое облегчение от ноющей ненависти к самому себе, которую вызывала у меня моя роль императорского палача. Сейчас все, что я чувствую, - это отвращение к потенциальным зверствам, которые вполне могли были быть совершены во имя Рима с помощью этого оружия. Их уничтожение может стать только благом.

Марк отошел от Дорсо, оглядываясь по сторонам на темные ряды оружия, выстроившиеся вдоль стен вокруг них.

– Я хотел, чтобы ты умирал медленно и долго, в вечно длившейся агонии, но мне кажется, ты уже претерпел большую часть этих страданий. - Марк взял большой кувшин с маслом, из которого каждую ночь заправляли лампы. - Поэтому я предоставлю тебе другой способ умереть, и такой, который не даст твоим подельникам ни малейшего намека на то, что мы причастны к ней. Ты сможешь вынести боль?

Преторианец посмотрел на него через комнату с гримасой предвкушения.

– Я вытерплю любую боль, я уже давно живу с ней.. А, ты щедро разливай масло. Как только я умру, я хочу, чтобы вся эта жуткая коллекция сгорела вместе со мной в моем жертвенном костре.

Марк разлил масло по полу дугообразными брызгами, пропитав им толстые ковры и занавески, затем передал кувшин Дорсо. Пожилой мужчина забрал его у него, быстро перевернул глиняный сосуд себе на голову и разлил оставшуюся жидкость на одежду. Крупные капли стекали по его лицу и капали с бороды на мозаичный пол, и двое тунгрийцев попятились, когда он кивнул им, протянув руку, чтобы взять факел из подсвечника и поднести пламя к себе.

– Видишь? Я готов искупить свои грехи и иду навстречу Митре Несущему Свет! Когда в следующий раз будешь молиться Нашему Господу, напомни ему о моей жертве и попроси его простить мои грехи в знак признания моих страданий во имя Него. Я чувствую с каким укором там, за рекой Стикс меня встретят мои родители.., мои братья … Простят ли они меня? … И ты, Валерий Аквила ... - Марк с ужасом и восхищением наблюдал, как Дорсо поднес пылающую головку факела к своей тунике, где масло на мгновение сильно задымилось, быстро нагреваясь до точки, за которой должно было вспыхнуть пламя. - Пожалуйста, прости меня! Прости... - Последнее слово преторианца потонуло во внезапном реве пламени, когда масло загорелось.

Его тело внезапно поглотил столб пламени, который на мгновение лизнул потолок высоко над ними. С ужасным криком агонии умирающий мужчина, пошатываясь, наткнулся на стойку с копьями и с грохотом опрокинул ее, растянувшись головой в луже масла, которое Марк разлил по его просьбе. При очередном сотрясении пол вокруг его корчащегося тела загорелся, и крики Дорсо перешли от воя агонии человека до чистого звериного рева существа, с которого пламя поглотило любой намек на человечность.