Нравится, когда ты танцуешь

– Теть, Вера, - слышу его шаги по половицам и непривычно резкий для любимого голос, - знаю, что спишь! Ход делу давай, вооруженное нападение не забудь добавить!

Больше он ничего не говорит. Сидя на последней ступеньке деревянной лестницы, я не чувствую боли от неровных драных досок с острыми краями, шепчу молитву губами, когда после шума двигающейся мебели, слышится звон разбивающихся стекол, топот и чересчур много незнакомых голосов. В нос ударяет резкий запах дыма, становится еще холоднее, как будто тепло моментально ушло из дома, а порывы холодного ветра накатывают мощными волнами, голые ступни немеют. Мне так страшно, что я не могу даже плакать. Не знаю, что там творится, я умру здесь от неведения того, что происходит наверху.

 Сына Сергей не тронет, но Олега? Я не смогу без него, никогда не любила мужчину так сильно: как воздух, как рассвет, как землю под ногами, как саму жизнь. У всех есть недостатки, никто не идеален, а у Олега их нет. Он лучшее, что со мной случалось, но такое не может длиться вечно. Так не бывает. Жизнь отберет у меня это неземное счастье, потому что я и так получила слишком много. Слышу стук собственных зубов, колотящихся друг о друга.

– Олееег!

Вздрагиваю, узнав отвратительный голос мужа.

Ненавижу! Я сама бы его убила, если бы могла!

– Выходи, подлый мой друг! – произносит нараспев.

Но любимого больше не слышно, он не отвечает. Подымаю голову, потому что сверху сыпется песок, на крышку погреба кто-то становится. Сжав собственный рот и ротик малыша, беззвучно рыдаю, закусив губу до крови.

– Сына найти и отнести в машину! На девку плевать, подарю любому, кто захочет, а говнюка этого мне отдайте, сам придушу голыми руками! – его голос звучит необычно, он явно под «чем-то».

Теперь по дому ходит столько ног, что я даже не могу разобраться, как далеко они от погреба, в какой комнате. Слышу крик деда Олега, выстрел и грохот, не могу понять, что произошло, стоны перемешиваются с матами и ударами. Прижимаю сына крепче. Темнота защищает и убивает меня одновременно. Я не знаю, что там, но догадаться несложно, я снова молюсь, пусть только Олег останется жив. Но жизнь жестока, она отбирает все самое лучшее, манит, показывая счастье, а потом вырывает цветы любви с корнями. Я больше не верю в сказки и не думаю, что все будет хорошо, потому что хорошо уже было, а дальше только конец.

– Думаешь, ты ей нужен?

Меня тошнит от противного голоса мужа, закрываю глаза, откидываясь на доски, чтобы не вырвало от страха.

– Выходи, подлый трус! Я все равно тебя найду, она любит деньги и красивую жизнь, что можешь дать ей ты? Нищеброд. На зарплату свою будешь ее по ресторанам водить? Она красиво жить всегда хотела! Ты кусок дерьма, беднота, быдло! Она сейчас с тобой, потому что я не слишком хорошо с ней обращался, а ты пригрел ее, пожалел. Во! Из жалости она с тобой, - тошнотворный смех, - но ты же знаешь баб, завтра другого богатенького папочку найдет, рожа позволяет.

А затем грохот падающего тела и…

– Сука!

Удары сменяются возней, переворачивающейся мебелью, шумом, стонами и матами.

Настоящая любовь слишком сильное чувство, чтобы ждать в погребе. Я, наверное, сошла с ума, но меня что-то толкает вылезти наружу, мое сердце подсказывает положить ребенка на мешки из-под картошки в ящик с луком.

– Бл*, менты, Серый! Мы валим!

Вдалеке слышны звуки сирены, массовый топот бегущих к двери людей.

 - Ну нахер, я на это не подписывался!

Я должна приподнять крышку. Неведомая сила тянет меня наружу. Это тяжело, я ломаю ногти, царапаю пальцы, но выталкиваю край. Сквозь щель между полом и крышкой, я вижу, как здоровенная туша моего мужа сидит на груди Олега, душит его голыми руками, губы любимого уже теряют свой цвет.

Дикая злоба придает мне сил, я отодвигаю доски. Ползу на коленях к печи, так, чтобы говнюк меня не заметил. Он слишком занят своей местью. А я беру полено и, едва держась на ногах от страха, переживаний, переохлаждения и постоянных истерик, бью его по горбу, вкладывая в этот удар всю накопившуюся ненависть. Совершенно не думая, что сейчас он развернется и убьет меня. Сергей оборачивается, смотрит залитыми кровью глазами, но шею Олега отпускает. И тому удается схватить воздух, закашлять, начать дышать.

В кино мой удар должен был бы вырубить, но в жизни он оказался слишком слабым, я лишь раззадорила зверя, натравив его на себя. Сергей кидается ко мне, заносит кулак, бьет с такой силой, что я улетаю в другой конец комнаты, ударяясь головой и погружаясь в кромешную тьму.

Глава 46. Мне нужно к ней.

Я потерял концентрацию и оказался на полу, придавленный его вонючей тушей. Всё дело в том, что я обезумел, когда увидел деда с дырой в боку, возле печи, которую всего пару часов назад он затапливал для нас с Никой. Кинулся на Сергея в рукопашную и проиграл, потому что боль и ужас лишили меня хладнокровья.

Эта гнида пол жизни отбирает у меня близких, он как будто родился, чтобы приносить мне слезы горечи. Его вонючие лапы сжимаются на моей шее, я не могу стряхнуть его, он слишком тяжёлый, дергаюсь под ним, как червяк, которого учил насаживать на крючок дед.

Я люблю деда, я вижу, что он ещё дышит, но спасти его некому, потому что гребанная гора мышц навалилась на меня, пригвоздив к полу. Я поворачиваюсь, пытаясь что-то нащупать, чтобы треснуть его по башке, но вокруг ничего нет. И в тот момент, когда я понимаю, что прощаюсь с жизнью, я вижу выползающую из укрытия Нику.

 Мои глаза округляются от ужаса, чувствую, что этот мешок с дерьмом лишит меня ещё большего. Отберет у меня самое дорогое на свете, женщину, которую я люблю до потери сознания. Хотя, похоже, я просто теряю сознание, потому что уже не сопротивляюсь. И все равно страшно не за себя, плевать мне на себя.

Ника, моя красивая, моя ласковая, моя горячая девочка, почему ты не сидишь там, где я тебе велел? Я хочу крикнуть, чтобы она спряталась, но не могу. А она совершает глупость, моя отчаянная любовь, не успеваю сообразить, у меня не получается защитить её, в моем мозгу слишком мало кислорода, чтобы кинуться на этого ублюдка сразу. Ника летит через всю комнату, спасая меня. Не уверен, что встречал человека, женщину, способную на такое. Я встаю. Он оглядывается, а потом возвращается ко мне. И теперь, когда могу дышать, я разъярённо бросаюсь на него, зубами вцепившись в толстую шею, он пытается отбросить меня, завывая от боли. Это музыка для моих ушей.

– Полиция! Всем стоять!

 Нас оттаскивают друг от друга, но я продолжаю рваться к нему, не соображая, что делаю. Выплевываю кровь и кусочки плоти. Я хочу еще, хочу убить его, раздолбить череп, размазать содержимое по полу.

Но ему везет, менты заламывают его руки за спину, слышу топот тяжелой обуви и лай соседских собак. Можно расслабиться, успокоиться, но я не могу. Плевать на все. Мои чувства обостряются, они кипят внутри бурлящей жижей, я боюсь подходить туда, где она упала. Если ее не станет, мне тоже незачем жить.