Ну, здрасте, дедули

— Мы на месте, — сказал Волдеморт, открывая большую дверь и входя в холодное помещение, насквозь пропахшее сыростью и плесенью. — Фредерик, — многозначительно произнёс Волдеморт, пропуская Поттера внутрь.

Лорд Судеб зашёл следом за Гарри, оставляя колдомедика за плотно закрытой дверью, и шумно выдохнул — на секунду они оказались в полной тишине и темноте, не слыша даже тяжелого дыхания друг друга. В следующее мгновение факелы на стенах ритуального зала вспыхнули — мэнор откликался на ментальный приказ хозяина.

— Времени на уборку не было, — то ли извиняясь, то ли констатируя факт, произнёс Лорд, — но это не важно, — продолжил он, подходя к алтарю.

***

Наколдовав себе весьма удобное кресло, Фредерик Бейль занял удобное положение, ожидая выхода из ритуального зала Волдеморта и надеясь, что его помощь сегодня не понадобится. Кряхтя и тихо сетуя на возраст, он с помощью магии зажёг два факела на стене сразу над своим креслом и достал из внутреннего кармана своего излюбленного клетчатого пиджака небольшую книжицу, которая, стоило ему снять уменьшающее заклятье, превратилась в огромный фолиант, посвящённый магическим болезням.

***

Колдомедик наслаждался разделом, повествовавшим о тяжелой форме обсыпного лишая, когда из-под двери, опечатанной по просьбе Волдеморта антизвуковым заклятием, полился яркий свет, который оповещал о конце ритуала, насколько знал старый Бейль.

Он не ошибся в своих суждениях, так как минут через десять дверь отворилась и оттуда вышел Волдеморт, придерживая под локоть Поттера, который балансировал на грани потери сознания.

Доктор сразу покинул облюбованное кресло, попутно доставая из кармана пиджака заранее приготовленные колбочки с зельями, которые должны были помочь Поттеру быстро прийти в форму после изнурительного ритуала. Мужчина буквально силой влил зелье в парня, отрешенно наблюдающего за происходящим.

Влив в Гарри зелье, Фредерик, которым руководило любопытство, приподнял лицо парня за подбородок, ища каких-то внешних признаков того, что парень вошёл в род Гонтов, но отметил лишь непривычную бледность, которая была следствием ритуала и должна была пройти в скором времени, и небольшое карее вкрапление в радужке левого глаза, почти незаметное, но всё же присутствующее.

Быстро проверив парня с помощью нескольких заклятий, колдомедик заявил, что тот в прекрасном состоянии и ему можно аппарировать хоть в ту же минуту. Волдеморт, видимо, только этого и ждал, потому что снова прихватил своих спутников под руки и они аппарировали назад в его кабинет.

— Отправляйся к себе, Гарри, — тут же скомандовал он. — Фредерик, останься.

Поттер, не протестуя, поспешил выполнить приказ деда. Усталость разлилась по его телу, он чувствовал, что может уснуть, не дойдя до комнаты, и до утра пролежать на холодном полу замка.

Он буквально летел в объятия своей кровати и, приложив нечеловеческие усилия, дабы раздеться, залез под одеяло, моментально проваливаясь в царство Морфея.

***

Следующим днем Поттер проснулся ближе к обеду, с удивлением отметив, что его, заснувшего перед рассветом, помиловали, не став будить к завтраку и звать на тренировку, чему он был премного благодарен.

Гарри с удовольствием вытянулся на кровати, понимая, что уже давно не чувствовал себя настолько выспавшимся и бодрым. Он еще немного полежал, наслаждаясь тишиной, а потом поспешил в душ, мечтая побыстрее покушать, удовлетворяя зов пустого желудка.

Любопытство заставило его на несколько мгновений застыть перед зеркалом, рассматривая свое лицо. Сказать по правде, сначала его насторожила кария крапинка в левом глазу и он, в лучших традициях внутреннего ипохондрика, который время от времени просыпался в нём, успел поставить себе смертельный диагноз и знатно опечалиться по этому поводу. И лишь через несколько секунд, стоя под тёплыми струями воды в душевой и прощаясь с миром, он понял, что крапинка была ничем иным, как последствием ночного ритуала и именно она свидетельствовала, что он вошел в род Гонт.

На минуту улыбнувшись, Поттер представил, какие изменения могли произойти с ним, войди он в род Малфой. Явно не отделался бы одной лишь серой крапинкой в цвет глаз всех представителей данного рода, непременно обзаведясь пепельно-белой прядкой волос, которая придала бы ему солидности. Хотя ведь мог оказаться и обладателем белых корней или кончиков волос — это уже на усмотрение магии — что сделало бы его образ весьма комичным.

Он ухмыльнулся своим же мыслям.

Жизнь налаживалась.

========== Глава 75 ==========

— Минус один, — мужчина буквально пропел эти слова, пытаясь найти что-то лишь ему известное на исписанном пергаменте. — А вот и вы, дорогуши, — не теряя весёлости, он слегка закусил нижнюю губу, вспоминая окровавленные тела с застывшими масками ужаса на лицах, и что-то зачеркнул, так сильно вдавливая перо, что чуть не порвал многострадальный пергамент. — Вот и вы ушли с арены, — протянул он и гортанно рыкнул, — вот и вас не стало, — не успел мужчина закончить, как дверь в его тёмный, маленький и чудовищно захламленный кабинет отворилась, и щупленький плешивый старикашка вошел внутрь.

— Не смею отвлекать вас, господин Змей, — пролепетал вошедший, — но Таурус приказал передать, что ваши люди готовы. Они ждут, чтобы вы повели их в бой, где они смогут оправдать ваши надежды, помогая вам взойти на трон.

Молодой человек, именуемый Змеем, властно повёл кистью левой руки, заставляя старика ещё больше съежиться и замолчать, сделав судорожный вздох.

— Выступаем завтра, — и чувствуя комичность момента, мужчина продолжил: — На рассвете.

Престарелый слуга благоговейно посмотрел на своего молодого предводителя и, согнувшись в никчемном поклоне, поспешил удалиться.

Змей скорчил гримасу презрения и устало прикрыл глаза ладонью. Иногда в нём просыпался здравый смысл, пробуждая совесть и запуская механизм саморазрушения, заставляя один и тот же вопрос круглосуточно занимать всё его внимание. Противные, будто липкие, слова грозились слететь с языка и подставить его под удар его же некогда преданных слепых последователей, которые из-за своей узколобости никогда не могли бы стать ему соратниками.

Три слова, девять букв… Порой они не давали ему покоя, сводили его с ума.

«Что я такое?»

Он монстр, больной ублюдок, уничтожающий людей во благо своему капризному Эго, некогда искалеченному внутреннему Я, которое молило о реванше, заглушая другие потребности его естества. Порой он ненавидел себя и несколько раз пытался свести счеты с жизнью, но каждый раз в этом бою не на жизнь, а на смерть, выигрывала столь презираемая им трусость. Он ненавидел себя за трусость, но каждый раз оказывался у нее в плену, и она лишь умножала его жажду крови и мести.

Он до крови прикусил внутреннюю сторону щеки, желая прогнать наваждение, вызванное внезапно проснувшейся человечностью.