Нуар

Майор на миг задумался.

– Допустим, он жил в Америке. Потом узнал, что умер его отец…

– Именно! Если верить документам, Чезаре – незаконный сын графа Антонио Тросси, который скончался в феврале 1925-го. Они очень похожи, практически на одно лицо. Кстати, граф тоже был художником.

– Мистику ищите? – хмыкнул Сонник. – Книжек упаднических начитались, о-о-от… Понимаю, куда вы клоните. Тросси, значит, и сын, и отец и почти святой дух. Не слишком остроумно, гражданин Гравицкий, мои подследственные куда интереснее истории выдумывают, о-о-от… Особенно когда высшей мерой пахнет. Вы мне не про Агасферов, а про заговор расскажите. Чего ваш подельщик Тросси выдумал, с кем связан, особенно по линии немецкой разведки. Тогда и в самом деле разговор, о-о-от… у нас полезный пойдет.

Ричард Грай поглядел на собеседника с немалым интересом. Попка-то он попка, но, кажется, вовсе не дурак. Гнет свою линию, никуда не сворачивая, словно протокол под бомбежкой пишет. Свету ли провалиться, или ему чаю не пить?

– Майор, а что такое кьяроскуро?

Тот ничуть не удивился.

– Это, гражданин Гравицкий, слово такое, итальянское, если вам интересно, о-о-от… Гравюра на дереве, которая на обычный рисунок похожа, если, значит, кистью работать. Вы меня на умственность не проверяйте, все, что работы касается, я досконально отслеживаю, до самого, можно сказать, донышка, о-о-от… Вы бы лучше на мой вопрос ответили.

Бывший штабс-капитан, поискав глазами урну, точным движением отправил туда окурок. Проследив взглядом полет, кивнул удовлетворенно.

– Бинго!.. Это часть ответа. Чезаре Тросси, кем бы он ни был, не главный. Он лишь исполнитель, которого очень успешно завербовали. Догадываюсь, чем купили и даже когда. А в чем его особая польза, знаю точно. Тросси – очень хороший гравер, хоть художник так себе.

«Баритон», откашлявшись, промокнул платком рот. Улыбнулся.

– Под протокол сможете повторить? Только учтите, гражданин Гравицкий, тактику вы неверную избрали, о-о-от… Если Тросси не главный, то кто тогда? Ваша кандидатура, между нами, куда больше подходит. Вы же разведчик, о-о-от… Можно сказать, шпион почти с младых ногтей, вам бандой заговорщиков руководить прямо-таки на роду написано.

Ричард Грай только хмыкнул. Майор взглянул не без иронии:

– Не хотите? Ну, предложите кого-нибудь еще, о-о-от… Выбор, правда, не слишком велик…

Закончить мысль ему не дали. Выскочивший из дверей «ажан» призывно махнул рукой, а затем чуть ли не вприпрыжку начал спускаться по ступеням.

– За нами, – определил «баритон». – Наскипидарили-то служивого, о-о-от… Зашевелилось кубло!

На этот раз добирались долго. Сначала на второй этаж, почти к самому комиссарскому кабинету, потом свернули в небольшой коридор, спустились по крутой узкой лестнице, снова пошли коридором. Бывший штабс-капитан, прикинув, что где-то поблизости должна быть памятная ему котельная, невольно удивился – полицейское начальство не часто приглашало гостей в подобные закоулки. Значит, друг Даниэль желает общаться подальше от любопытных подчиненных. Коридор был практически пуст, только у дверей дальнего кабинета скучал крепкий малый в светлой форме.

Туда и направились. «Ажан»-сопровождающий, попросив обождать, нырнул в приоткрытую дверь и почти сразу же выскочил обратно.

– О! Наконец-то! Наши дорогие русские гости почтили своим посещением!..

На пороге стоял улыбающийся Прюдом. Усики – вверх, ворот мундира расстегнут, в руке – папироса.

– Заходите, заходите, господа! Мы тут по-домашнему, без чинов. Да-да! Рич, переведи господину майору.

Ричард Грай поглядел на своего спутника, но тот, кажется, понял, во всяком случае, первым шагнул в любезно распахнутую комиссаром дверь. Бывший штабс-капитан, прежде чем последовать за ним, на мгновенье замешкался. Что-то ему во всем этом очень не нравилось. То ли слишком сладкая улыбка друга Даниэля, то ли его излишне «домашний» вид…

В кабинете пахло табаком и скверным кофе. Пепельницы стояли всюду: на столе, на подоконнике, на одном из отставленных стульев. Там же, на стуле, пристроилась большая медная джезва. Недопитая чашка кофе обнаружилась на подоконнике, рядом с еще одной пепельницей, графином и огромной тарелкой с сэндвичами. Двое верзил в форме оккупировали стулья. Устроились удобно, в одной руке чашка, в другой – сэндвич.

Пустой стол, ни чернильницы, ни бумаг, только пепельница, полная окурков.

Человек за столом.

– Увы, кофе кончился! – комиссар виновато развел руками. – Ничего, пошлем за добавкой. Да! Рич, там где-то в углу еще должны быть стулья…

Бывший штабс-капитан даже не услышал.

Смотрел.

Тот, кто сидел за столом… Лица не увидеть, огромная лысая голова опущена на грудь, пальцы бессильно прилипли к столешнице. Ни пальто, ни пиджака, белая рубаха порвана на плече, ближе к воротнику – маленькие пятнышки крови. Большое тело с трудом уместилось на стуле, спина сгорблена, плечи ушли куда-то вниз. Не человек – пластилиновая кукла, смятая равнодушной рукой.

– Прошу знакомиться! – бодро проговорил Прюдом. – Гость славной Эль-Джадиры. Настолько спешил повидать наш маленький городок, что рискнул прилететь на самолете. Да-да-да! Это в такую-то погоду! О-о, я уважаю смелых…

Ричард Грай подошел к столу, наклонился:

– Лёва! Лёвушка…

Лысая голова дрогнула. Пластилиновая кукла попыталась распрямиться, уперлась кистями в столешницу.

– Родя! Это ты? Родя, ска-ажи им, чтобы мне дали покушать. У меня диа-а-абет, мне нужно часто куша-ать…

Мокрый от пота лоб, пустой бессмысленный взгляд глубоко запавших глаз, прикушенная до крови губа. Усы – два грязных пятна под тяжелым вислым носом. Небритые щеки, толстая складка под подбородком.

– Покуша-а-ать… Они мне не дают!

Бывший штабс-капитан оглянулся, прошел к подоконнику, схватил тарелку. Один из «ажанов» попытался загородить путь, но отлетел в сторону. Тарелка со стуком опустилась на стол. Тот, кто болел диабетом, со стоном ухватил сэндвич, вцепился зубами.

– Мы его кормили, – все так же бодро доложил Прюдом, подходя ближе. – Завтрак из нашего буфета, кофе. Да! Он две чашки выпил… Мы не варвары, Рич!

Он не стал отвечать. Отвернулся, достал папиросы, повертел в руках зажигалку, потом взглянул на забитое наглухо окно. Хоть бы форточку открыли!

– Рич! Переведи, пожалуйста, господину майору. Силами вверенной мне полиции города Эль-Джадиры этой ночью на пригородном аэродроме задержан находившийся в розыске опасный преступник Лео Гершинин, гражданин Испании… Рич!..

– Bana l"utfen T"urkce olarak, – проговорил бывший штабс-капитан, не оборачиваясь. – Ben sadece Konsolosu varliginda sorularini yanitlayacak [53] .

53

Пожалуйста, говорите со мной по-турецки. Отвечать на вопросы буду только в присутствии консула (турецк.).

– Без него обойдемся, господин комиссар, о-о-от… – послышалось от двери. – Вы только говорите помедленнее, чтобы я успевал разобрать.

Ричард Грай невольно усмехнулся. По-французски «баритон» изъяснялся с немалым акцентом, но вполне понятно. Интересно, какие еще сюрпризы прячутся в майорском портфеле?

Он все-таки закурил. Присев на подоконник, уставился в мутное, залитое дождем стекло. Сзади о чем-то оживленно переговаривались, «баритон» настаивал, друг Даниэль пытался возражать. Потом оба, сменяя друг друга, принялись задавать вопросы сидевшему за столом, каждый на своем языке. Майор, друг Даниэль, снова майор… Ричард Грай делал затяжку за затяжкой, понимая, что ничего уже не изменишь, никого не спасешь, даже не заступишься. Царь Зверей поистине обезумел, попытавшись преградить дорогу миллионным армиям, стоявшим в одном шаге от вожделенной Победы. Кто простит такое? Кто помилует? Вспомнились слова давно покойного Липки. Его друг был прав, шпионы еще имеют шанс. Кровожадный майор Сонник, мечтающий увидеть предателя и немецкого агента Грая в петле, все-таки предлагает договориться. Qui pro quo! Немного усилий, чуть-чуть компромисса, и нацистский Савл, обернувшись большевистским Павлом, наденет заслуженные ордена и героем вернется на простившую его Родину.